Фирмен Лапрад с презрительным видом пожал плечами.
– Я слишком ничтожен для того, чтобы господин де Ришелье удостоил меня даже одним своим взглядом, – произнес он, – но будь я хоть первейший вельможа во Франции, я бы с еще большей охотой обнажил свою шпагу против наемных убийц тирана.
Граф пристально взглянул на адвоката.
– А! Так вы не любите господина кардинала? – сказал он.
– Можно ли любить человека, который вместе с Францией поработил и его королевское величество? Человека, который сделал короля своим рабом, а королеву – своей жертвой! Человека, который для достижения своих целей не боится топтать ногами знатнейших из дворян, даже принцев крови!
Фирмен Лапрад произнес эти слова так, словно вырвал их из своей наболевшей души. Пораженный сходством мнения о первом министре адвоката и герцогини де Шеврез, Анри де Шале слушал его в глубоком молчании.
Что же до маркиза де Пюилорана, то тот смотрел на Фирмена Лапрада даже с некоторым изумлением, что не укрылось от наблюдательности последнего.
Будто приведенный в себя всеобщим молчанием, Фирмен со смущением обвел присутствующих взглядом и проговорил робким голосом:
– Простите, простите, сеньоры… мне, возможно, не следовало так вольно выражать перед вами мое мнение касательно его преосвященства.
– Отчего же? – возразил Шале. – Или вы боитесь, что мы передадим ваши слова господину де Ришелье?
Фирмен Лапрад покачал головой.
– Подобные подозрения могли бы только запятнать меня! – произнес он. – Но… я, быть может, оскорбил ваши чувства к его преосвященству, и если это так, то прошу вас извинить меня, господа. У нас, людей простых, язык бывает иногда очень проворен.
– Язык… и шпага, как представляется, господин Фирмен Лапрад. Два приятных недостатка, которые мы вам не ставим в вину. Не так ли, друг мой Пюилоран?
– Совершенно с вами согласен, дорогой мой Шале.
Граф с маркизом встали и, отойдя в сторону, начали о чем-то говорить с большим воодушевлением.
Делая вид, что рассматривает эстампы на столе, где лежало открытое письмо графини де Шале, Фирмен Лапрад на самом деле читал то, что писала мать сыну.
О! Конечно, ему некогда было прочесть всего! Но и того, что он успел пробежать глазами, оказалось достаточно, чтобы ему еще больше захотелось навредить этому семейству, семейству, в котором Паскаля Симеони – его врага и соперника, – считали своим преданным другом!
«Но в то время как мой почтенный родственник расхваливал мне своего племянника, я инстинктивно опровергала все его уверения. Тайный голос говорил мне: “Он тебя обманывает, обманываясь, конечно, и сам; этот человек зол, фальшив и коварен. Не доверяй ему. Если же твой сын не может отказать ему в некотором покровительстве, то пусть оно будет самым кратковременным и незначительным”».
«Эге! – подумал Фирмен. – Хорошо же рекомендует меня эта милая дама. Умно поступил я, не понадеявшись на одну лишь доброту графини, чтобы войти в этот дом».
– Господин Фирмен Лапрад!
Адвокат быстро обернулся. Шале и Пюилоран, закончив свое совещание, подходили в нему.
– Господин Фирмен Лапрад, – сказал граф, – если я не ошибаюсь, и как уверяет меня в том маркиз де Пюилоран от вашего имени, вы желали бы поступить ко мне на службу?
Лицо Фирмена вспыхнуло ярким румянцем.
– Да, монсеньор, – вскричал он, – признаюсь, это самое пламенное мое желание!
– Что ж, сударь, это дело решенное. Вы – мой секретарь и с завтрашнего дня заступаете на службу. Впрочем, не волнуйтесь, вы будете не слишком обременены своей должностью!
– Напротив, я был бы очень счастлив посвятить вам все мои часы.
– Верю! Но мне только еще двадцать шесть лет, и я люблю удовольствия… следовательно, вы понимаете, что моя жизнь не состоит из одних лишь серьезных занятий! Итак… завтра, в это же время, я вас жду, мой дорогой господин Лапрад… Завтра мы потолкуем, прежде чем примемся за дело… Что же до вознаграждения…
– Вы мне назначите его тогда, когда я сумею его заслужить, монсеньор.
Шале был совершенно очарован.
– Умен, храбр, некорыстолюбив, – сказал он и добавил вполголоса, обращаясь к Пюилорану: – И сверх того, враг кардинала… Мы сделаем из вас что-нибудь, господин Лапрад, – заключил граф, – сделаем, будьте уверены. До свидания!
– До свидания! – повторил любезно маркиз де Пюилоран.
Адвокат поклонился и вышел.
Глава VIII
В которой доказывается, что мошенники всегда с легкостью одурачивают людей добродушных
Поистине, Фирмену Лапраду не мешало бы нагнуться, выходя на улицу, чтобы не задеть головой за небо, – так он вырос в эту минуту.
Какой успех! Какое счастье! Он – секретарь графа! И получил такое место в один час… без всяких затруднений, вопреки желанию графини и, несмотря на ее предупреждение, сумел-таки проникнуть в самое сердце врага.
«Ха-ха! – посмеивался Фирмен Лапрад, возвращаясь домой. – Ха-ха! Вот они, эти знатные вельможи, такие гордые и надменные, столь ослепленные собой и своим умом! И что же?.. Какой-то ничтожный человечек обвел вокруг пальца сразу двух из них!..»
Что ж, пока этот ничтожный человечек с торжеством идет домой после своей победы, читателю, видевшему, как он провел графа де Шале, небезынтересно будет знать, каким образом он сделал соучастником своей хитрости маркиза де Пюилорана.
Вот как это случилось.
В число друзей Анри де Шале, знавших Татьяну и бывавших у нее, входил также и маркиз Пюилоран, который продолжал иногда с ней видеться и после ее разрыва с графом.
Беспутная голова, яростный дуэлянт, отчаянный игрок, вспыльчивый до бешенства, Гонтран де Пюилоран обладал одним качеством, которое компенсировало все его недостатки: это был человек добродушный. Ради друга он был готов идти в огонь и в воду; за женщину – пролить свою кровь до последней капли.
После этого неудивительно, что, видя отчаяние Татьяны, Пюилоран делал все возможное, чтобы вернуть неверного и утешить покинутую.
Но любовь графа де Шале к прекрасной иностранке была не более как мимолетным капризом, в котором, впрочем, он очень себя упрекал, как в проступке против герцогини де Шеврез, и все старания маркиза поколебать эту неблагодарную скалу остались тщетными. Тем не менее Татьяна была ему признательна за такое к ней участие и доказывала это неоднократно. Маркиз, как сказано выше, был игроком и, разумеется, часто нуждался в деньгах; она же была очень богата.
«Когда у вас возникнет нужда в деньгах, друг мой, не стесняйтесь, пожалуйста, брать у меня», – сказала она ему как-то.
Он и не стеснялся. Как только нужны были ему деньги, так он сейчас же бежал к Татьяне. Не удивляйтесь, читатель! В то время на это смотрели иначе, и самый лучший дворянин, будь он любовник или только друг, не стыдился брать без счету из шкатулки своей дамы. В наше время такой поступок почли бы за крайний позор… и мы, конечно, не против этого нового взгляда. Но если мы не сожалеем об уничтожении старого обычая мужчин проигрываться и жить на деньги своих любовниц или приятельниц, то, однако же, желали бы, чтобы в настоящее время было запрещено также известным женщинам разорять без жалости неопытных юношей. Если это бесчестно для мужчин, то может ли быть простительно для прекрасного пола? Не думаем.
