«Умирает не на камеру, а по-настоящему. Это безумно тяжелая история дружбы и человеческой любви между 16-летней неизлечимо больной девушкой и 45-летним режиссером, которые решили посвятить друг другу последние мгновения ее жизни. Они познакомились на одном из фестивалей документального кино. Вместе с режиссером начинают снимать фильм о ее жизни, болезни и борьбе со смертью. Своеобразный видеодневник. Работа над фильмом становится главной миссией Лили: «Все, что я хочу успеть перед смертью, – снять этот фильм». И без того драматическую ситуацию усложняют совершенно неадекватные родители. Истеричная мать-эгоистка не может принять тот факт, что Лиля проводит свои, возможно, последние месяцы и дни не с ней, а с режиссером, осуществляющим ее последнюю мечту».
— Извини, что я тебе все это рассказываю, все это время мне было некому. Если бы ты знал, как мне стало легко сегодня вечером.
– Это просто дождь, он смыл с тебя пыль воспоминаний.
– Так и буду тебя звать – дождь. Как долго душа моя была пустыней. Почему ты мне ничего не рассказываешь о себе?
– По сравнению с твоей историей, моя покажется инструкцией по эксплуатации души. Вода. Хочешь воды?
– Ты же дождь, – рассмеялась Фортуна. – Можно тебя попросить еще об одном одолжении?
– Сколько ты хочешь? Извини, это я так по-дурацки шучу. Говори.
– Можно твою руку?
«Тогда уж и сердце», – промелькнуло в голове Павла. Он протянул свою руку. Фортуна взяла ее и прижала к щеке.
– Теплая.
* * *
Пока Стив успокаивал Фортуну, на них стала наезжать камера, появились журналисты, девушка с плюшевым микрофоном подошла так близко, что объятия распались и Фортуна отошла в сторону, чтобы не мешать интервью.
– Как вам пришла идея снять этот фильм? О чем вы хотели сказать?
– Если вы думаете, что это документальный фильм, то разочарую вас, это не кино, это ода Лиле. Я снял фильм не о болезни, а о любви. О человеческой любви, любви к жизни и искусству, о любви чистой, вечной, без быта и без секса. – все, что может ответить он. Я влип, как только заразился идеей снять этот фильм. Я не понимал, насколько это тяжело. Фильм-расставание. Потому что чем больше привыкаешь, тем больше привязываешься, чем больше привязываешься, тем больнее расставаться. И все чувства приходится разделять пополам.
* * *
— Я никогда никому не рассказывала про фильм, кроме тебя. Фильм был ужасен и прекрасен одновременно. Он ужасен, потому что я видела главную героиню, главную актрису фильма, свою прекрасную дочь, но порой такую больную. Волосы, иглы, вены. Я помню, как ее всякий раз тошнит. Как ее крутит от невыносимой боли, а на глазах слезы, когда ее рвало в пластиковое ведро, когда она с грубым швом на животе лежала на надувном матрасе, когда она руками сдирала волосы, когда она доживала последние дни рядом с режиссером. В этот момент возникает внутреннее противоречие: как? Как можно это снимать? Имеем ли мы право смотреть это? Это жестоко. «Стив, ты видишь, как ей плохо, но безжалостная камера направлена прямо в лицо, как дуло пистолета. Откуда в тебе силы снимать это?» А потом я спрашивала себя: «Как это можно было смотреть? Откуда у тебя были силы смотреть все это?»
* * *
Расскажите нам о главной героине, как ей удалось это сыграть?
– Лиля ни разу не сдалась, не закричала, не потребовала остановить к черту весь этот «Мотор!». Ей становилось лучше, и она улыбалась, жутко цинично шутила. «Вы ведь всем моим венам уже клички придумали, да?», «Свою опухоль я бы оставила как арт-объект, ведь это прикольно!». К ней приходили друзья и не только, люди, а она им: «Вот, смотрите, это моя опухоль!» По-взрослому мудро рассуждала о кино, о своей жизни и о своей смерти. Так спокойно, что невозможно понять: откуда в такой маленькой, в такой веснушчатой и со смешными зубами девчушке, откуда в ней столько сил?
— Она прекрасно, лучше нас всех знала, что умрет, и вместо того чтобы биться в истерике, как я, ее взбалмошная мамаша, стойко продолжала свое дело. «Если у нас не получится хороший фильм, значит, мы хреновые режиссеры, Стив». И дальше – новые химиотерапии, новые операции, новые мечты о режиссерской карьере. «На свою свадьбу я хочу вот такой букет!» – хитро подбадривает Стива Лиля, зная, что никакой свадьбы никогда не состоится. Но она чувствует, что он страдает из-за нее, и все время подбадривает его. Ты можешь себе представить, что умирающий пытается избавить от страданий того, кто еще будет жить.
– Любовь и смерть – самое классическое и самое сильное сочетание. Мы видели сотни кинематографических смертей, красивых и не очень, зачастую не вызывающих никаких эмоций. Как вам удалось справиться со смертью?
– До сих пор не могу это понять. Как я смог наблюдать за смертью вживую (уже что-то жуткое есть в самой этой фразе «смерть вживую», «онлайн», как шутила Лиля), когда это не постановка, когда две секунды назад милая шутница еще грустно улыбалась, а теперь лежит неподвижно – это испытание, обсуждать которое нет смысла, ведь слова здесь только все обесценивают.
* * *
– Давай, короткий утренний блиц, – продолжила эфир после песни Ава. – Ты готов?
– Готов, – ответил Планшет.
– Ладно, погнали. Какие планы на вечер?
– Хочу завтра встать пораньше.
– Какова твоя жизненная позиция?
– Получать от нее удовольствие.
– Много ли надо человеку для счастья?
– Нет, как правило, мужчине женщину, женщине мужчину.
– Что для тебя покорение женщины?
– Покорность.
– Чья?
– Если она покорилась – то ее. Если еще нет – то моя.
– Селфи, а ты что скажешь?
– Покорение женщины – есть процесс, который ты проиграешь, если будешь законопослушен.
– Предпочитаешь во все тяжкие?
– Во все легкие, – нарочито громко вдохнул Селфи.
– Зачет. Что такое любовь?
– Любовь – это пожизненная прививка от влюбленности.
– Ты гладишь по утрам носки?
– А что, раздражает? – рассмеялся Планшет.
– Да.
– Что именно?
– Что у тебя есть на это время.
– Ты думаешь, я носки глажу?
– А что?
– Отношения.
– Сгладил?
– А как же. Это же были ее носки. Скоро они вновь помирились. Все встало на свои места, но в ту же очередь, – подытожил Планшет.
– Надо ли быть верным?
