– Пьер не пропадет. У Пьера есть мать, – лаконично подытожил мои мысли Жан-Жак.
– Но вы же друзья?
– А мы с тобой уже нет, – он обнял меня, по спине пробежал холодок, будто бегунок от молнии, распахнул мою душу, скинув с меня чехол долгого ожидания. Я не сопротивлялась, сама нырнула в руки, словно скрипка, которая соскучилась в темноте футляра по настоящей музыке.
– Я все время думаю. Стоит ли второй раз выходить замуж?
– Тебе кто-то сделал предложение?
– Нет еще, но не хочу чтобы меня застали им врасплох, как в первом случае.
– Может, выпьем где-нибудь? – предложил он, когда мы уже вышли на улицу.
– Может. По-моему, ты уже?
– Да, немного. После работы. Он налил себе немного вина и понял, что все, что пятница.
– Ты отдаешь себе отчет в последствиях?
– Да, в отчете у меня уверенность, у тебя сомнения.
– Именно, хочется так, чтобы потом не жалеть. – остановилась я, чтобы найти его глаза. Он сделал это раньше. Прилепил мои губы к своим. Холодным ветром сдувает лицо, а нам хоть бы хны, мы целуемся, несмотря ни на что, потому что закрыты глаза. В его любви было что-то зимнее: мороз по коже от каждого прикосновения. Катя ощущала это, ей было приятно, влажно и страшно.
– Чтобы потом…
– Чтобы между нами что-то произошло?
– Чтобы это происходило только между нами.
От нее пахло весной, от меня вином. Но это не имело никакого значения, как оказалось, мотыльков тоже тянет на авантюры: скоро ее губы бродили по моей щетине. Скоро от меня тоже пахло весной.
– Идем?
– Идем. Я не люблю длинные предисловия, особенно те, что предшествуют «великим» делам. Только скажи мне одну вещь. Сколько общаюсь с тобой, никак не могу понять, по каким принципам ты живешь?
– Не целуйся с женщиной, если она тебе не нужна.
Эта встреча оказалась одной из тех многоэтажек, которые стояли друг напротив друга так близко, что могли запросто поцеловаться, вот уже несколько лет, но не знали, с какого этажа начать отношения.
* * *
«Первый признак осени – вас обнимает только пальто». Вчера вечером ей было особенно одиноко, настолько одиноко, что даже захотелось выйти замуж. Возможно, причиной тому была осень, она, словно величественная дама, сквозь яркий макияж которой читалась необъяснимая грусть по молодости лета. У женщины очень тонкое чувство времени, особенно после тридцати. Оно становится тоньше стекла: хрупким, прозрачным, сенсорным, где всякое прикосновение вызывает надежду, а всякое переохлаждение – разочарование. У осени был свой запах: дождя, воспоминаний и холодных батарей. Надушишься им и пытаешься улыбнуться, а вместо улыбки гримаса.
Сегодня Княжна не спешила, в магазин ей надо было к обеду. Она вышла с запасом, чтобы пройтись спокойно по парку, где осень уже водила вовсю свой золотой хоровод. Стайками листья слетали с деревьев на землю. Золотые птицы. «Второй признак осени в чувствах – листья падают, но поднимать их уже не с кем».
Проходя через детскую площадку, женщина безразлично посмотрела на чужих золотых детей, чужие не грели. Двое из них шумели больше остальных, они что-то пытались организовать в песочнице. Дети спорили из-за танков, у кого лучше, того и гляди подерутся. Прямо как взрослые. Так же в масштабах планеты встречаются два президента, только уровень выше, а амбиции те же.
Через час я была уже на месте. Не снимая пальто зашла в зал, прошлась, там все как обычно. В пальто почувствовала себя покупателем. Взяла с полки книгу, полистала, посмотрела цену, вернула. «Третий признак осени в чувствах – вы переезжаете жить в пальто». Нет, надо скидывать с себя эту листву. Скинула она его в подсобке. И скоро уже расставляла на полке новые книги, которые приехали со склада. Целая библиотека книг, устала, конечно. Подходили люди, что-то спрашивали, она им отвечала, она им улыбалась. Душа у нее была большая и бескорыстная, как бесплатная парковка для всех сбившихся с пути судеб. Ей звонили, с ней делились своими горестями и проблемами, будто своих не хватало. «Только любовью можно было все исправить, только любовью». Они никак не хотели этого понять, слишком велики были обиды и разочарования. Тут еще подошел один старый ухажер, пришел с гвоздиками, чтобы прибить меня окончательно, видимо. Начал рассказывать про свою очередную бывшую жену:
– Некоторые люди пахнут драмой, трагедией даже. Им свойственно преувеличивать со знаком минус. К таким относилась и она. Жена моя, сама трагедия. Она драматизировала по любому поводу, особенно в том, что касалось ее внешности: то волосы поредели, то задница плоская, то грудь уменьшилась, то вообще фигура никуда не годится и нужна другая. Срочно. Как правило это длилось недолго, если я не брался ее утешать. Утешения затягивали ход болезни. На них можно было еще похандрить, похныкать, пока есть жилетка. А как тут не расчувствоваться, когда твой родной человек страдает. Причем страдает сам от себя. Я не мог пройти мимо, лучшим лекарством был секс. Он лишний раз доказывает женщине, что она желанна, пусть даже и собственным мужем. Женщины становятся безумными, стоит им только влюбиться, они глупеют, едва ты начнешь их понимать.
– Конечно, глупеем, только мне-то это зачем? Твоя жены, ты и разбирайся. Это от тебя драмой пахнет, – сказала я ему в сердцах. Вздохнул, повернулся, ушел. Обиделся. А может, сначала обиделся, а потом ушел. А может, пришел уже обиженный. Жена обидела, а он решил переложить эту обиду с ее плеч на мои. Теперь ему легче будет помириться. Ходят в книжный, как в церковь на исповедь, легче им становится потом, потому что с книгами работают святые, остальные просто не выдержат с таким количеством мыслей, слов, букв. Буквы, те же краски, каких ты добавишь в свой пейзаж, будешь ли ты писать большими красочными мазками импрессионизма или станешь прописывать каждую деталь в стиле классической живописи, а может, сделаешь легкий набросок, будто прикосновение к самому трогательному личному, чтобы не сделать больно кому-то, быть тактичным в саду чужой души, не только не наломать там дров, но даже ни яблока не сорвать, ни цветка.
* * *
– Что желаете? – подплыл к ним, огибая другие столики, официант, на нем был длинный, до пола, фартук, в котором, словно в каноэ, гарсон подгребал к клиентам.
– Номер, номер на двоих с выходом в космос, – ошарашила официанта Катя.
– Кофе? – улыбнулся Кате Жак.
– Да, пожалуй, бокальчик лучшего белого вина.
– Не будем мелочиться, – Жак заказал бутылку.
– Иногда приятно начать день с вина, – посмотрела игриво на Жака. Он обожал ее шампанское настроение. Оно на всех своих пузырьках поднимало его мужское начало и переливало за край. Жак снял номер в отеле на несколько часов.
«Как пошло, как неожиданно». Думала я, пока мы шли коридорами к своему номеру. Через час мы уже спали как убитые. Убитые одним на двоих желанием. Это желание выстрелило внутри меня. «Сначала он разбудил во мне женщину, потом пристрелил». Я до сих пор ощущаю эту теплую рану, которая заживет сама по себе и будет напоминать потом лишь тем, что секс – дело приятное.
