– Нет, только те, что женаты на русских. С русскими женщинами нельзя лицемерить, иначе они теряют женственность.
– Ава, ты тоже так считаешь?
– Какой сладкий крем в ваших эклерах, – рассмеялась ведущая. – Но говорите, говорите. В жизни нашей слабой половины так мало крема.
– Ты имеешь в виду поступки, Ава?
– Хотя бы слова.
– Слов красивых полно, но нам пора на рекламу.
– Что я говорила.
* * *
«Подача у него ничего», – вспомнила слова Пьера Катя, когда он познакомил ее с Жан-Жаком. Это не была любовь с первого взгляда, потому что он был в солнцезащитных очках. Он не снял их даже когда представился, даже когда играючи поцеловал мою руку. Жан-Жак был в солнцезащитных очках все время, пока я с ним говорила, поэтому говорить приходилось не с глазами, а с его ртом. Правильные губы, плотные, но не пухлые, плавно двигались в трехдневном газоне его щетины. Две красивых темно-алых ядовитых змеи медленно заползали мне под кожу, мурашки бежали врассыпную, едва заслышав их баритон.
Теперь я чаще стала ходить с Пьером на их теннис. После спорта мы сидели в кафе за стаканом апельсинового сока или чашкой кофе и болтали о разном. А под настроение могли продолжить прогулку за бутылочкой шабли или бургундского.
Может быть, это и было роковой ошибкой Пьера. Он уехал в командировку, оставил мне для развлечений своего друга. Чтобы он дал мне несколько уроков тенниса. С ним приятно было общаться, и не только на корте. Что ни встреча, будто на маникюр сходила или в парикмахерскую. Сам Пьер звонил часто, и все чаще во время «маникюра». И это начинало раздражать:
– Зачем ты звонишь мне каждые пять минут, вместо того чтобы приехать?
– Это забота.
– Женщине нужна защищенность, а ты пытаешься установить на меня сигнализацию.
Разве так можно с порядочной девушкой? Оставить женщину другу гораздо опаснее, чем одну. Вдруг она привыкнет к этому «одиночеству», начнет вам с ним изменять, наконец, влюбится и станет воспитывать с ним ваших запланированных детей. Всем известно, чтобы по-настоящему избавиться от одиночества, надо найти того, кто способен делать массаж не только тела, но и извилин.
Перед тем как Жак снял свои солнцезащитные очки, был длинный период эсэмэсок. Романы в эсэмэсках – новый жанр современной литературы. Сколько их хранится в Сети? Ими забиты серверы. Библиотеки книг, написанных на двоих.
Я писала Жаку много, часто, без остановок, теряясь во времени, не зная, как распрощаться, – пожелать ему Спокойной ночи или Доброго утра. Мы обсуждали всякую ерунду, от искусства… французских экспрессионистов, до быта… древних славян, между строк сообщая о главном, между строк мне было теплее:
– Выходные как плитка шоколада, исчезают так же быстро; не успеешь отломить кусочек, как ее и след простыл, только вкус воспоминаний на языке… скомкал обещавшую так много амальгаму и в корзину.
– Куда ты потратила свой выходной?
– Следила за сообщениями «был в Сети 37 минут назад… «Интересно, когда долго нет от нее письма, он смотрит, когда она в последний раз была на связи!? Она всегда смотрит – это как измерить давление и пульс».
В Инете каждый сам себе почтальон, кладет письмо прямо в ящик адресата и ждет, пока тот откроет. Я смотрю на экран и вижу, как ты отвечаешь. Пишешь, пишешь, мне уже не терпится посмотреть, о чем? В этот момент ручка замирает, я понимаю: ты устал. «Неужели я тебя уже утомила?». Отдохнул, снова пишешь. Кажется, это уже тянет на роман, снова остановка. Потом одно слово «Да». «Да» – иногда оно тянет на настоящий роман.
– Да – это роман с хорошим концом, – уточнил Жак.
– Ты меня пугаешь. Мы только сегодня познакомились, а ты уже готов жениться на мне.
– Я тоже испугался, что тебя уведут.
Их сблизило то, что обоим не хватало до счастья сущего пустяка. Пришлось скинуться: он пригласил ее на свидание, она пришла.
* * *
– Сладкая у тебя работа, – устроилась я за столиком кондитерской, где творил Жак, так с некоторых пор я стала его называть. Он уже закончил работу и ждал меня.
– Сладкая жизнь, а работа, как и у всех, интересная.
– У всех? Ты смеешься?
– Да, иногда.
Он сбрил бороду, но по-прежнему позитив был налицо. Никаким лезвием было не сбрить эту улыбку с его лица. Стоило ему провести рукой по своей щеке, как тут же вся я переключалась на его руки, они цепляли меня сильнее, чем его щетина: грубые, сильные, крепкие. Руки, которые поднимут и никогда не уронят.
– Как тебе удается быть все время в тонусе?
– Я научился прощать себе всех. Хочешь что-нибудь перекусить?
– А что ты порекомендуешь девушке на пороге весны?
– Бахилы, чтобы не испачкаться в чужих чувствах.
– Твою воду слов не перейти вброд. Нужна шлюпка.
Жак умел наплести образов, как великий рассказчик, навязать своих теплых толстых свитеров, потом надевай их и ходи, крути в голове сюжет или отдельную фразу, будто шерстяную нитку, что выбилась из хода общей пряжи…
– Яхта – не меньше. Когда-нибудь я тебе ее сколочу. Ну, так я жду заказа.
– Жара, кто бы остудил поцелуем.
– Анри, у нас еще остались поцелуи? – крикнул он парню, что стоял за стойкой.
– Полно. Какие нужны?
– Насыпьте тогда воздушных, – улыбнулась Катя Анри из вежливости (достаешь из вежливости улыбку, думаешь, последняя и в следующий раз никакого лицемерия, а их там еще тьма), ей никак не хотелось получать от этого парня с рябым лицом и толстыми губами других поцелуев. Она при всем желании не смогла бы их даже приставить к своему лицу, не говоря о теле.
Анри отправил ей целых три.
– Где вы живете? – крикнул он ей.
– А ему зачем? – спросила Жака Катя.
– Хотел узнать, куда нам отправлять утром булочки к кофе.
– Какая самоуверенность. А как же Пьер? – решила я свалить всю ответственность на Жака. В этот раз первый представился мне Безуховым, который наконец-то оторвался от дома, и, чтобы возмужать, поехал смотреть войну. Разница между ними была в том, что мой Пьер был привязан не к дому, а к маме. Его дом был там, где мама. Это я поняла не сразу. Мама звонила часто, чаще, чем будильник. Они долго обсуждали, что Пьер съест на завтрак, на обед и на ужин, что – наденет на улицу, потом в ее вопросах начала появляться я: где мы спим, как мы спим, сколько?.. Будто мама следила за нами по скайпу, камеры во всех комнатах. А наше home video 18+, неужели и это с его слов она успела посмотреть? Он был связан с ней, связан по рукам и ногам. Но не только он, я чувствовала присутствие его матери в каждом своем движении. Несмотря на то, что жила она далеко, меня это утомляло, а может быть, я просто завидовала, потому что меня воспитывала не мама, а бабушка, с мамой у меня до сих пор не было понимания.
