* * *
– Друзья, как обычно по субботам, сегодня короткий блиц с несравненной Авой. Встречайте!
– Ваши слабые стороны?
– Я красива.
– А сильные?
– Я до сих пор не замужем.
– Почему?
– Влюбиться не получается, свободной тоже не хочется, как быть?
– Влюбись в свободу.
– Давай ближе к жизни, Планшет. Абстрактного и так перебор.
– Давай. Ты вроде вчера только была замужем?
– Вчера – да, вчера я вся была замужем! А сегодня нет, часть меня пошла на работу. Это его и взбесило. Так что развод и будущих детей пополам. Мне девочку, ему мальчика.
– Что я могу сказать? Тебе вредно работать в выходные.
– Выходные существуют для того, чтобы понять – любит тебя кто-то или нет, – включился Селфи. – Может, лучше музыку послушаем?
– Да подожди ты. Ко мне весна пришла, к нему, видите ли, нет. Что мне нужно сделать, чтобы в сердце мужчины наступила весна?
– Массаж, но еще лучше бифштекс. И тогда он потащит тебя к морю.
– Ага, как шлюпку, которая сушилась на берегу.
– Море должно быть внутри, по крайней мере у женщины. Просто носи его с собой.
– Удобно ты придумал, Селфи.
— Я носила какое-то время, потом надоело.
– Ну что за детский сад – надоело.
– Я вижу, ты совсем не разделяешь моих чувств, – начала скулить Ава.
– Мне некогда, и к тому же хочется властвовать. Беда многих женщин, что они вышли замуж не за тех.
– А мужчин?
– Что они женились, возомнив из себя тех.
– Почему женщины во всех своих бедах винят своих мужчин? – риторически вывел Планшет.
– Кто им обещал, тех и винят.
– А если я не обещал, – перешел на личности Селфи. – Но скорее всего так и было, скорее всего обещал. Ава, что ты думаешь об обещаниях?
– Женщину невозможно взять в кредит.
– Все не так, – вновь вмешался Планшет. – Женщины злы, потому что им не докладывают пирожных.
– Просто надо правильно расставить приоритеты, Ава. Ты понимаешь, что такое приоритеты?
– Конечно. Кота с утра покормила, мужа не успела.
– Вот и добрались до истины.
– В каком ты сейчас статусе?
– Именно сейчас? Непринятый вызов.
– Всему вас надо учить, отправь ему эсэмэску: «Прежде чем ты уйдешь, исполни мою последнюю просьбу».
«Какую?» – спросит он тебя.
«Возьми меня с собой».
Все, процесс окончен, все свободны. Давайте, музыку.
* * *
Беспокоила пустота, которая захватила дом, теперь же захватывала ее саму. Книги не помогали, от них дома тошнило, одни были слишком комичными для данного состояния, другие – слишком трагичные, но главное, и в тех и в этих она не находила себя. Ведь романы на то они и романы, чтобы найти там себя. «Хоть садить и пиши для себя самой». Она все время думала об этом фильме, сценарий был зачитан до ветхого. Перед глазами все время стоял режиссер с камерой, в объективе – дочь. Мать, где же сейчас она? В своем книжном доме? Ей, матери, нужны были подсказки, так как она не знала, как ей следовало существовать дальше, продолжать бороться против этой кинопанорамы или сдаться и самой крикнуть «Мотор», если первое означало – идти против чувств дочери, то второе – против своей воли.
Стив был человек-вулкан, человек – неожиданность, человек-действо. В отличие от многих мужчин, он умел делать сюрпризы. Вот и сегодня перед входом в палату мать охватило какое-то смутное предчувствие, именно предчувствие смуты, необузданной, революционной, охватило Княжну перед свержением с престола. Тревога, что именно сегодня ее свергнут с позиции самого близкого дочери человека, разжалуют и переведут на другую должность. И кто? Этот самозванец. Этакий Гришка Отрепьев в лице Стива. Холодная ручка двери легко поддалась, дверь робко открыла комнату. Яркий рыжий цвет брызнул Княжне в глаза.
– Мама, – воскликнула дочь. – Смотри, какая красота, – развела она руки. – Не палата, а апельсин. Мать поцеловала дочь, сухо поздоровалась с киношниками, начала выкладывать что-то из сумки.
– Как ты угадала? – смотрела Лиля на мать, которая выложила на ее столик вместе с другими фруктами – несколько апельсинов.
– Как вам? – спросил ее Стив. – Белый цвет слишком торжественный, слишком траурный. Теперь в этой комнате всегда будет царить позитив. Вам же не нравился белый?
– Нет.
– А рыжий?
– Мне? Не знаю. Что скажут люди в белом?
– Я им предложил поменять еще и халаты, но они отказались.
Палата была завалена полевыми цветами. Именно полевыми, потому что букеты из классических роз могли бы так или иначе добавить дню рождения траурных лепестков. В окна лился апельсиновый сок, прямо подставляй стакан и пей.
В комнате кружили бабочки. Лиля была вне себя от счастья. Веснушки соскочили с ее лица и пустились в пляс. Такой счастливой я видела ее, только когда впервые прокатила ее на карусели. Улыбалась она удивительно искренне, впрочем, как и грустила.
* * *
Солнечный паук прял тонкую шаль из солнечных лучей, чтобы потом связать из них паутинку, расставить силки меж деревьев и ловить цокотух.
Солнце спокойно смотрело на вырытые искусственные озера и реки, на посаженые полмиллиона новых деревьев, которые смешались с местными, как и местные жители с приезжими, те, в свою очередь, бродили, бегали, велосипедили по извилистым дорожкам Булонского леса. На входе мы взяли напрокат велосипеды и дальше поехали верхом. Повсюду люди шуршали словами и фотографировались, кто на фоне памятников, кто на фоне цветущих деревьев – было видно: одним не хватало славы, другим – внимания.
– Аллея Маргариты, – объявил Пьер.
– А аллеи Мастера здесь нет, случайно?
– Не знаю. Есть город мастеров, если тебе интересно, – пытался ехать не сзади, а рядом со мной Пьер.
– А город Маргарит? – продолжала издеваться над Пьером Кэт.
– Ночью. Ночью Булонский лес превращается в место сбора парижских проституток.
– Ты куда меня ни сводишь, везде они. Франция одержима. Я прямо начинаю волноваться.
– Мне нравится, когда ты волнуешься.
– Я за себя волнуюсь.
