– Вы любите музыку?
– Обожаю.
– Что будем слушать?
– Очень хочется Мендельсона.
– Да, в 10.00 была регистрация, – вдруг на заднем фоне пляжа к ним стала приближаться женщина. Она была в фате и в купальнике:
– Кто это?
– Моя бывшая.
– Она все время с тобой?
– Мы в ответственности за тех, кому предложили.
– Она хорошая, я вас познакомлю.
– Спасибо, не надо. Когда будете уходить, выключите море – слишком громко шумит.
– А как же ты?
– Я в Париж, на маршрутке.
– А когда надоест?
– Снова встану на обочине с объявлением: возьму в аренду море на две недели. Можно б/у.
– Смешно, – улыбнулась на шутку Павлу и на фантазию себе Форутуна. – Сколько солнечных красоток вокруг, одна ярче другой. Не жалеешь, что женился так рано? – уже акклиматизировалась в квартире Павла Фортуна.
– Нет, – открыл в ноутбуке карту автомобильных дорог Европы Павел. – Она – мои солнцезащитные очки, – он задал параметры и тут же навигатор прочертил ему точный маршрут. Не давая своей памяти ни минуты для воспоминаний. Ему нравилось слушать, говорить о себе не хотелось, тем более в прошедшем времени.
– Вы слишком молодо выглядите для разведенного математика.
– Спасибо, я вам должен это говорить, – все еще путались «ты» и «вы» в голове Павла. Он убрал ноутбук.
– Должны, говорите.
– Я и развелся рано, – скопировал он несколько возможных маршрутов и набрал в поисковике: «карта парижа».
– Жениться – это тебе не на свидание сходить, там придется любить даже когда не за что.
Слово «Париж» с маленькой буквы само за себя говорило, что эта история уже пережита Павлом и не так важна. «Мы не виделись много лет… будто последние были деревьями в парке, за которыми мы прятались, да так искусно, что лица наши начали менять цвет и вид», – внезапно окунул себя в прошлое Павел.
– Кто это? – услышала перебои какой-то дешевой музыки Фортуна и отшметки пьяной гульбы.
– Соседи включились. Стены тонкие.
– Не устаете?
– Эти часам к трем улягутся.
– Вы как-то с этим боретесь?
– Я их классифицировал, чтобы было не так грустно. четыре стены, четыре типа соседей.
– Эти к какому типу относятся?
– У этих постоянно гости, а может быть, они сами к себе в гости ходят. Вот, кстати, маршрут до Парижа. Мы проедем через Варшаву, Берлин, Амстердам.
– Или так рады, что вернулись домой, – глаза ее смотрели на карту, сама Фортуна все еще пребывала за стенами: – А за остальными стенами что?
– У тех, что сверху, – собаки, по ночам любят бегать. Там собаки, у меня слоны.
– Здесь постоянный ремонт, – махнул Павел на стену сзади.
– Четвертый тип я, кажется, знаю, можете не озвучивать.
– Такое впечатление, что у всех что-то просходит, кроме меня. У меня – тишина. Пробел.
– Бросьте, нас ждет Амстердам, я давно мечтала там побывать. Город мостовых и мостов, – поднялась, вдохновленная, из-за стола Фортуна и подошла к окну. «Иногда пробелы еще важнее слов. Все мы в цепочке событий со своей миссией. Цепочка событий, как пищевая, без которой жизнь может остаться голодной». Фортуна отодвинула занавеску. В окно заглянуло дерево, оно протянуло ветку. «Ну привет». На деревьях росли слова: «весна, весна, весна». По веткам деревьев побежал пьяный сок абсента. И каждый, кто замечал, тоже пьянел, стоило только вдохнуть. Осенью все держатся за шляпы, весной – за головы, чтобы не унесло. Счастливые люди знают, где включить голову, где выключить. Моя не выключалась. Ночь крутила бесконечный сериал с Луной в главной роли. Черной королеве надоело играть самой. А может, ей надоело быть черной. Как черной королеве стать белой? – снять платье.
– Тебя что-то беспокоит? – всматривался в карту Парижа Павел.
– Что меня беспокоит? Уже ничего.
– А вчера?
– Как и всякую порядочную женщину – неопределенность, словно ждешь все время звонка. Стоишь в очереди за звонком и не знаешь, хватит тебе или нет. А когда звонят, ты не берешь трубку, потому что боишься.
– Ну, допустим, он позвонил. И вы договорились. Он спросил: «Как я вас узнаю?» Вы ответили: «Легко. На мне будет хорошее настроение».
– Настроения на мне не было и поэтому он меня не узнал, мы не встретились, и вообще, я ждала звонка не от него. Мы фантазируем в разных направлениях, Павел.
Фортуна повернулась к Павлу и увидела его вопросительное лицо.
– Не спрашивай меня ни о чем.
– Ты требуешь от меня невозможного.
– Остальное у меня уже есть… или по крайнем мере было. Как тебя обычно зовут друзья?
– Паша.
– Можно, я не буду звать тебя Паша. Не обижайся, Павел. Женщина сама все расскажет, если будет нужно, главное – не спрашивать ее ни о чем. Лучше скажи, почему ты развелся?
– Цифры не сошлись со словами.
– А кем она была?
– Искусствоведом, – усмехнулся Павел, – она работала в музее.
– Куда делась?
– Вышла замуж за другого за границу.
– Так за другого или за границу?
– Она всегда хотела там жить, даже не так важно, с кем, – встал Павел со стула, чувствовалось волнение в его теле, которое ему необходимо было чем-то занять. Он подошел к холодильнику и достал оттуда пару яблок. – Ей казалось, что именно там она сможет реализоваться творчески. Что здесь ее идеи так и останутся идеями.
Холодильник был неприлично белым, никаких магнитиков, никаких записочек. Хотя нет, один все-таки был – он висел с торца, поэтому я его не сразу заметила.
– Наверное, обидно, когда тебе предпочитают экспонат?
– Не то слово, – засмеялся Павел, помыл яблоки, потом сорвал с магнитного держателя для ножей один из них, будто выдернул из своего сердца. И теперь он уже мог над этим спокойно смеяться. Раньше эти слова его могли покоробить, испортить его умную коробку, в которой он жил, саркофаг, в котором он пытался спрятаться от внешних раздражителей. «То слово, именно то, просто постарело, затерлось. Из личного превратилось в нарицательное. Слова тоже стареют, они теряют влияние, потому что с годами мы должны научиться их переводить, трансформировать в более безобидные предметы. И горе тому, кто не научится. Тот будет вечно молодым, ранимым и хрупким».
– Достала? – попыталась Фортуна поддержать его смех.
– Почему? – медленно стал снимать кожуру с яблока Павел.
– Только любимая женщина может достать по-настоящему, она знает, где что лежит.
