Погрозив напоследок пальцем, боярин растворился в толпе, оставив Антона в состоянии глубокой обиды:
— Вот чего он так? — пожаловался призрак напарнику. — При любом удобном случае бухлом тычет? Я что, вечно в неадеквате шляюсь?
Пришлось утешать.
— Это наш босс. Он без ложки дёгтя не может. Пошли, похомячим. Я угощаю. В пиццерию потом завалимся...
***
Трудолюбивое начальство вспомнило об инспекторах через полчаса, едва они покончили с солянкой и приступили к смородиновому пирогу, превосходно выпекаемому в одном из близлежащих заведений общепита:
— Мирнок удрал, — загудел в смартфоне привычный бас. — Посреди дороги наручники разорвал дурью звериной, двум конвойным да водителю рыла начистил, дверь вскрыл и сбёг... Автомобиль в пробке стоял.
— А центральный замок?
— Изнутри рычажок имелся. Тот, который на себя тянуть следует. Рядом с ручкой.
— Зашибись...
— Не зашибись, — проорал рассвирепевший Фрол Карпович, — а гузна в горсть да поспешайте к нему домой! Живо! Под наблюдение берите!
Смартфон разразился короткими гудками. Швец, полностью слышавший весь разговор, устало поинтересовался:
— Пирог доедаем? Только принесли...
***
Брошенную в запальчивости команду инспекторы честно выполнили. Просидели до глубокого вечера в доме беглеца, куда он, ожидаемо, не пришёл. Их сменила пара недовольных сверхурочными нагрузками оперов из отдела Жеки.
Как, что — осталось тайной. Хмурые мужики на разговоры не велись, отделываясь невнятными отговорками и фанатично обшаривали кухню в поисках хозяйских припасов. На обед они, похоже, сегодня не попали.
Пожелав полицейским не киснуть, Сергей с Антоном сочли рабочий день законченным, с удовольствием покинули чужой дом и расстались до завтра.
***
А утром весь подъезд гудел. На лестничных площадках слышались возбуждённые разговоры, по ступенькам бухали шаги и отстукивали нервный ритм женские каблуки, кто-то причитал.
— Маш! Что случилось? — поинтересовался Иванов у домовой.
Его вся эта какофония настигла по выходу из душа.
— Ты о чём?
— О... — договорить не получилось. Дверной звонок разразился трелью.
Инспектор, как был, в тапках, домашних штанах и голый по пояс пошёл открывать раннему визитёру.
На пороге дрожала бабка Васильевна, склочная личность, проживающая ниже.
— Сергей? — с расширенными от ужаса глазами прохрипела старуха, мелко икая.
— И вам доброе утро.
— Там... там... на улице...
Дальше гостья ничего выдавить из себя не смогла, начав истово креститься.
Предчувствуя нехорошее, инспектор сорвал с вешалки куртку, накинул её, на ходу попадая руками в рукава и поспешил вниз, осторожно обогнув замершую на площадке Васильевну и не забыв захлопнуть дверь.
Пока спускался — ловил на себе испуганные взгляды жильцов. Дом, в котором проживал парень, молодостью не отличался, потому две трети владельцев квартир знали друг друга хотя бы шапочно.
Выйдя на улицу, ему оставалось лишь ахнуть. Напротив входа в подъезд, стояли три прислонённых к деревьям ростовых венка с искусственными цветами, перевитые траурными ленточками. Кладбищенские.
На них, будто под копирку, красовалась сделанная от руки надпись:
«Сергею Иванову. Будущему покойнику. От нового друга».
Креативненько...
У венков останавливались прохожие, с удивлением читали текст и многозначительно хмыкали. Соседи, кучкой обсуждающие новость поодаль, с сожалением посматривали на подрастерявшегося парня.
Хлопнула подъездная дверь, выпуская очередного зеваку. Оказалось — Васильевна.
— Ой, Серёженька! — приторно-сладко заголосила она, напоказ хватаясь за сердце. — Да как же это? Живому — и венки! Ты же такой молодой... — вредная старуха запнулась, точно хотела добавить: «Был» — ... и тридцати годочков ещё нету...
Кликушествовать ей явно нравилось. Люди её сторонились.
Не став вступать в дискуссию, Иванов мысленно пожелал бабке ближайший год не слезать с унитаза и начал действовать. Собрал венки, отнёс их к мусорнику, где с ожесточением согнул проволочные каркасы для большей компактности, а потом по одному запрессовывал в почти полный бак для отходов.
Народ, опаздывая на производства и в офисы, начал расходиться. Злющая старуха никуда не пошла. Бодро махала какой-то своей товарке, горя желанием поделиться утренним событием в красках.
К инспектору все потеряли интерес.
Никто не заметил, что скомканные кладбищенские послания парень не просто выбросил, а разложил на мусорных пакетах в ряд, и, засунув ладонь внутрь коммунальной помойки, усиленно сканировал их служебной меткой.
Никаких следов. Про отпечатки пальцев думать бесполезно. С чего их тут снимать, да и вряд ли они вообще есть. Одноразовые перчатки — товар распространённый, копеечный и довольно эффективный в криминальных забавах. Почти все ими пользуются.
Смачно, с презрением плюнув напоследок в бак, Сергей направился обратно, в квартиру.
По возвращении запер дверной замок, накинул цепочку, задёрнул все шторы. Позвал Машу и вкратце рассказал об утреннем сюрпризе, в конце категорично сообщив:
— Из дома никуда. Сидим до особых распоряжений.
Посчитав первоначальные меры безопасности выполненными, он связался с шефом, после с напарником, попросив того не церемониться с дверным звонком и заходить запросто, по призрачному, сквозь стены.
С вызовом полиции решил пока повременить.
Фрол Карпович появился через десять минут. Сердитый, взвинченный. Вскользь поздоровавшись с кицунэ, прошёл в комнату, уселся в кресло.
— Дружок твой где?
— Здесь, — отозвался Антон, материализовываясь в коридоре. — Серый, что случилось?
Не предлагая чаю, инспектор рассказал о венках. Слушали его молча. Начальник — сжав бороду в кулак, Швец — поигрывая желваками. Оба не перебивали.
Когда повествование завершилось, наступила пора уточняющих вопросов.
— На кого грешишь?
Ответ казался очевидным процентов на восемьдесят:
— На вчерашнего побегушника.
— Откуда у него твой адрес?
— Откуда угодно, если доступ к государственным базам данных имеется. Меня же вчера по имени с фамилией тот сотрудник... Жека, называл у автомобиля. Мирнок вполне мог слышать. Дальше — дело техники. Лицо моё он видел, возраст примерно понятен. При наличии денег за ночь можно узнать многое.
Признавая правоту подчинённого, боярин переключился с бороды на подлокотники кресла и стал отстукивать по ним ногтями простенький ритм, таким образом помогая себе думать:
