Перемахнув через серый от пыли, осевший сугроб, оставшийся после снегопада почти недельной давности, выбрались на узенькую тропку между занявшими под стоянку крайний правый ряд автомобилями и бордюром. Серёга, натянув на физиономию удалое добродушие, постучал сгибом пальца по стеклу и открыл дверь в салон Нексии.
Пахнуло теплом. Водитель в ожидании заказа не выключал двигатель, гоняя печку и сражаясь с уличным холодом.
— Шеф, до Баумана подкинешь? Дом покажу.
От площади до упомянутой улицы общественным транспортом можно было доехать только с пересадками. Все таксисты это прекрасно знали и, если подбирали клиентов без диспетчера, ломили цену почти вдвое выше обычной. Инспектор нарочно наметил такой адрес, чтобы заинтересовать Мирнока. По километражу — почти рядом, а выгода налицо.
К инспектору повернулся сидящий за рулём мужчина. Тот самый, с фотографии из дела. Постаревший, ещё более полысевший, с навечно поселившимися морщинами в уголках рта. Дутая куртка-пуховик давала плохое представление о фигуре Егора Васильевича, однако могучая шея, шириной мало не с голову, указывала на многое.
— На Баумана? — переспросил он, демонстрируя улыбку. Мягкую, располагающую и создающую впечатление давнего знакомства с её обладателем. Прав оказался Фрол Карпович. От водителя так и веяло добротой, свойственной по-настоящему беззлобным людям. — Можно.
Цена, названная за проезд, оказалась вполне сносной. Немногим больше обычного тарифа от службы такси. Так, для приличия, чтобы поддержать коллег по цеху.
Дальше действовали по заранее оговоренному сценарию.
Иванов, имитируя уважение к чужой собственности, плюхнулся на переднее сидение, спиной к водителю, и долго оббивал оставшиеся снаружи ноги от налипших грязи и снега. Давал напарнику усесться поудобнее.
Основной целью всей этой возни являлось опасение, что Мирнок может сразу тронуться с места, не дав Антону как следует подготовиться к предстоящему допросу. Вроде требуется всего лишь Печать к голове прижать, однако сделать это аккуратно, с задней правой стороны салона, да и ещё и правой рукой — надо суметь.
Забираться за спину водителя призрак не решился. Там и места для ног поменьше из-за отодвинутого сиденья, и пассажиры без нужды крайне редко устраиваются столь неудобно. Можно подозрения вызвать. Уселся посередине, чтобы дорогу впереди себя видеть, ну и к чужой голове поближе. Так нормально.
Дождавшись, пока Швец захлопнет дверь, Серёга принялся неуклюже разворачиваться по ходу движения, втягивая ноги в салон. Что делает друг, он не видел, однако всей кожей ощущал, как тот ждёт отмашки.
Всмотрелся в ауру — ничего такого, обычный человек. Ни вселившегося беса, ни колдовства.
Водитель эмоций не проявлял, даже одобрительно кивнул, глядя на манёвры клиента. И параллельно следил за усевшимся сзади.
Тёртый калач…
Взявшись за ручку двери, инспектор бросил:
— Поехали!
Ведомый водительским инстинктом, таксист покосился в левое зеркало, оценивая дорожную ситуацию, и на долю секунды потерял из виду обоих пассажиров.
Поняв всё правильно, Антон выбросил вперёд правую руку с активированной Печатью, приложил ладонь ближе к виску Егора Васильевича. Дотянуться до затылка мешал подголовник.
— Готово. Спрашивай.
Пассажирская дверь хлопнула замком, на ладони Иванова засветилась служебная метка (на всякий случай), тело вполоборота повернулось к фигуранту, смирно сидящему со стеклянным взглядом.
— Вы убили девушку в лесу двенадцать лет назад?
— Да, — звучало отрешённо, словно программа говорила.
У Серёги брови поползли вверх от удивления. Напарник тихо присвистнул.
— За что?
— Хамила. В лесу встретились. Предложил помощь — послала. Обухом топорика в затылок ударил.
— Орудие преступления где?
— Утопил. В речке.
Чудаковатый поворот... Нежданно-негаданно мокрушника поймали.
— Парень? Неделю назад?
— Плюнул на пол. Вёл себя плохо. Привёз к дому. Заметил, что забор низкий и собаки нет. Про родителей в отъезде он сам сказал, когда с другом по телефону общался. Пришёл на следующий вечер и задушил. Верёвку выкинул в мусорный бак по дороге обратно.
— Как алиби оформил? — про алиби в деле отдельно упоминалось, что его нет, но Иванов попробовал проверить.
— Сам себе заказ сделал. Через запасной телефон. Поставил машину на стоянке, поймал попутку и доехал до параллельной улицы. Дальше пешком. В темноте перебрался через забор. Он вышел. Я за спиной оказался... Потом вернулся, отработал заказ от диспетчера и поехал домой.
И об этом подумал...
Слушая признание, друзья дурели от того, с какой лёгкостью фигурант находил поводы для убийств.
— Зачем людей на тот свет отправлял? — Антон говорил излишне нервно, не переставая контролировать соприкосновение кожи Мирнока с Печатью.
— Они мне не понравились. Ненавижу таких. Убил — стало легче, — ответ заставил вздрогнуть.
Просто так, чтобы озвучить очевидное, Иванов произнёс:
— Маньяк...
Видя нервное состояние друга, допрос переключил на себя Швец:
— Как медкомиссию обманул?
— Никак. Я знал, что на меня ничего нет. Отвечал честно.
Усомнившись, призрак уточнил:
— Голоса в голове слышишь?
— Не знаю... Иногда.
— Другие жертвы есть?
— Да. Не люблю плохих.
Сжатость фраз предавала речи таксиста потустороннюю жуть. Убивал... убивал... убивал... Напарники и не пытались посчитать, сколько народу лишил жизни Мирнок. Разными способами, в разных областях, в разных регионах. Всегда проявляя смекалку и оставаясь почти на виду. Хладнокровно и не оставляя следов. Навскидку — около десятка.
Ну его к лешему. Пусть хронологию следствие устанавливает.
... — Вырубай, — попросил Сергей, доставая смартфон.
Швец радостно выполнил просьбу и присовокупил, глядя, как Егор Васильевич обмякает и приваливается к боковому стеклу:
— Ну и урод!.. Как таких только земля носит?
— Это да...
А затем инспектор, по-новому посмотрев на мирное, обыденное лицо подходящего к полувековому юбилею мужика, левой рукой, наотмашь, ударил задержанного в челюсть.
Лязгнули зубы, на губах вспузырилась кровь.
— От нас подарок, — пояснил парень напарнику. — На долгую память. Оклемается — сюрприз будет в виде расквашенной морды.
Поступок получил горячее одобрение:
— Правильно, Серый! Сделать толком мы ему ничего не можем, а по харе — это завсегда. Пусть жалуется на рукоприкладство, куда хочет. Да и... я и слова не подберу, чтобы достойно этого... обозвать. Ему и расстрела мало. О другом жалею... мне бы такие возможности, когда в розыске служил... лучшим бы стал!
