— Я посмотрю, что нам так кровь попортило.
Выворотив запечённый кусок, он принялся расширять раскоп.
По мере копания в земле начали появляться косточки, мелкие позвонки, а под конец нашёлся и череп. Собачий или волчий — Сергей определить затруднялся, с биологией у него было так себе.
Отряхнув находку и положив её на вырытую кучу, порылся ещё, но больше ничего интересного не нашёл. Усевшись на край свежей ямы, устало закурил.
— Я знаю, что случилось. Точнее, догадываюсь.
Вернувшийся призрак поторопил:
— Не интересничай.
— В какой-то книжке читал, не помню автора... В общем, по общепринятым канонам если к кладу приставляют охранника, то он его и должен охранять. В нашем случае хитрее. Заговор сделан не на оживление зомбака или скелета, а на призыв его родни. Мы останки потревожили, они на защиту позвали, кого смогли.
— Погоди, погоди... — перебил призрак. — Ты слышал зов?
— Нет, — отрицательно покачал головой Сергей. — Думаю, зова не было. Собаки всегда чуяли заклинание, просто внимания не обращали. В состоянии покоя оно дремало... А когда мы начали раскапывать — то ощущения усилились и приманили хвостатых. Могу и ошибаться. Нужно у ведьм уточнить. Но, в общих чертах, сдаётся мне, мыслю верно.
Антон состроил нетерпеливую гримасу.
— Пусть так. Потом подробнее расскажешь! Давай лучше посмотрим, что в корчаге. Зря я, по-твоему, пиджака с курткой лишался?..
Глава 10 Театр и записи. Часть первая
Корчага мирно лежала на краю раскопа. Внушительная, крутобокая, старая даже на вид и почему-то упорно вызывающая ассоциации с греческой амфорой из школьных учебников. Сходство между ними, конечно, имелось весьма условное, но оттого находка никоим образом не теряла налёта древности, загадочности и необъяснимой робости, возникающей при одной мысли вскрыть горловину.
— Ты повторно осмотри, — рекомендовал Швец, поводив Печатью вдоль глиняных боков. — Перестраховаться не помешает. Новых собачек совсем не хочется.
— Как скажешь.
Иванов устал. Яркая ночь, похмельное утро, собаки, грязь, физические нагрузки на свежем воздухе, беспокойный товарищ с его неуёмным любопытством... Неужели нельзя мирно сесть и посидеть, перевести дух, привести в порядок расшатанный организм с нервами?
— Не томи.
Назойливость Антона начинала раздражать.
— Успокойся. Сейчас.
С натугой поднявшись, инспектор переместился к ёмкости, попытался ощутить, что внутри.
Никаких откликов. Обычный горшок.
Не касаясь, провёл руками вдоль, от горловины к днищу, выискивая малейший намёк на черноту. Повторил движение, перестраховываясь и до ломоты в висках вслушиваясь в себя.
Тишина... Похоже, «обесточил».
Шмыгнул носом от волнения, размял пальцы. Осторожно дотронулся: холод, влага, грязная от долгого пребывания под землёй поверхность.
Осмелев, Иванов поднял увесистую корчагу, потряс. Ни звона, ни стука, но что-то внутри имелось.
— Ну, что? — из-за плеча выглядывал напарник, жадно всматриваясь в Серёгины пассы.
— Ничего. Дай лопату.
— Зачем?
— Разбить.
— Экспонат?! — страшно изумился Швец, ошарашенно смотря на друга. — Ты с ума сошёл?! Это же варварство!
— В музей снеси. Экспертам. Они знают, как положено открывать, — не повёлся парень, опуская сосуд на траву. — Сам же говорил — таких корчаг в каждой экспозиции полным-полно. Рисунков на нашем жбанчике нет, клинопись отсутствует, клеймо дома Фаберже я не обнаружил. Какой же это экспонат? По деревням прошвырнись — там наверняка похожих горшков полным-полно осталось по сараям. Если повезёт — ещё и с народной росписью найдёшь.
— Ну, знаешь... — в призраке вовсю сражались порядочный человек, воспитанный на уважении к прошлому и любопытство. Победило последнее:
— Поберегись!
Поднятая высоко над головой лопата торцом рухнула на гончарное изделие, отозвавшееся чистым, тонким звоном добротно пропечённой глины. По месту удара пробежала трещина.
— Дури поменьше. Внутри стекло может оказаться, — поморщился Иванов, глядя, как Швец, азартно сопя, делает новый замах.
— Угу...
Нового удара не последовало. Изменив стратегию, горшкоруб упёр кончик штыка в расколотый бок и активно заворочал им, расширяя проём. Корчага глухо затрещала, поддаваясь натиску, посопротивлялась для приличия, напоследок протяжно хрустнула и раскололась.
Перед инспекторами открылось развороченное глиняное нутро, а из него торчала блёклая, с рыжеватыми проплешинами, чёрная материя.
Бережно, двумя пальцами Сергей потянул ткань на себя.
— Плотная, — сообщил он. — На шерсть смахивает.
Антон, пристроившись рядом, взялся помогать, неловко вытягивая на себя добычу. Размеры у находки оказались изрядные.
Достав тряпичный ком, друзья принялись растягивать его на склоне впадины, выбрав место почище. Из чёрной ткани, почти сразу, вывалился длиннополый пиджак шелковистого синего сукна, со стеклянными пуговицами и декоративным шитьём по манжетам с обшлагами. В пиджаке оказалась припрятана плоская кожаная сумочка, застёгнутая на ременную пряжку. Последним обнаружился дерюжный свёрточек, перевязанный верёвочкой и удивительно походивший на неопечатанную бандероль.
— Сюртук классический, — расправляя побуревшие от времени рукава пиджака, проговорил призрак. — Карманов нет... Бальный, что ли? Н-да... владелец у него худосочный был. На меня не налезет.
— А это — накидка, — Сергей указал на чёрную ткань, служившую первым слоем в захоронке. — Завязки в районе горла, пуговицы имеются, отворот с плеч почти до пупка свисает. А вот и рукава! Под отворот забились. Скорее, это плащ или пальто... — засомневался он в первоначальном выводе. — Я похожее видел у одного персонажа на картине про Пушкина, где его раненого к саням тащили... Только там одёжка смотрелась побогаче. С меховой опушкой.
— Пелерина называется. Викторианская мода. А картина, которую ты так бездарно описываешь: «Дуэль Пушкина с Дантесом», художника Наумова, — не упустил случая отличиться образованностью напарник. — Сюртучишко — хлам. Материя истлела к одной бабушке, от прикосновения расползается. Боязно держать... Давай ридикюльчик с пряжкой откроем!
— Однозначно. Но сначала со шмотками закончим.
Насмотревшись всласть на давно вышедшую из моды мужскую одежду, трижды прощупав все швы на предмет тайников и позабытых прежним владельцем ценностей, инспекторы, не найдя даже табачной крошки, напрочь потеряли интерес к вещам.
Пришла очередь ремешка, закрывающего кожаные створки сумочки.
Внутри оказалось... подобие косметички. В специально изготовленных пазах покоились расчёска, маленькие ножнички, кисточка, деревянная зубная щётка с частично осыпавшейся щетиной, складная опасная бритва с рукоятью из зеленоватого камня, помазок, одёжная щётка, зеркальце в оловянной оправе с почти полностью потемневшим серебрением и три плоские баночки. Вскрыли первую — белый порошок со слабым запахом мяты, не выветрившимся благодаря герметичной упаковке. Во второй — розоватая, ничем не пахнущая пудра, в третьей — засохшие остатки чего-то красного.
