Торчать целый день под хмурым, дождливым небом домовой не хотелось, и она нехотя признала:
— Н-да... погорячилась немножко. У меня на завтра планы имеются. Хочу кулебякой заняться, в магазин сходить, уборку затеять собиралась... И вообще, я перед сном левый аккаунт сделаю и в личку мамочкам напишу. Надеюсь, ответят.
***
В другом конце города, на кухне поменьше и попроще, происходил разговор двух женщин, внешне похожих между собой.
— Я тебе вариант нашла, — вещала та, что постарше, забыв в этот раз отчитать дочь за немытую посуду. — Хороший мальчик.
— Где? — грубоватым, полностью разочарованным в жизни голосом отвечала та, что помоложе.
— На работе. Он на змею приходит смотреть. Четвёртый день подряд.
После непродолжительной паузы, сопровождавшейся глубокими вздохами, присущими переигрывающим актёрам в душещипательных драмах, прозвучал полувопрос-полуутверждение:
— Мама? Вы крышей поехали?
— Да ну тебя... ты слушай... — и заговорщицкий полушёпот Нины Ивановны, правильно расставляя акценты в рассказе, поведал о случайно залетевшем в служебное пространство билетёрши молодом принце с большими перспективами. — У него ботинки стоят больше, чем у тебя ползарплаты... Не женат! Кольца на пальце нет! Спасибо, пожалуйста говорит... Юлька! Хорош беситься! Прощёлкаешь снова счастье, а часики-то тикают...
К концу монолога дочь изменила суждение об умственных способностях матери, требуя всё новых деталей и подробностей краткого, в общем-то, разговора, состоявшегося в экзотариуме между молодым начальником и Ниной Ивановной...
... Через час у билетёрши родился ПЛАН...
***
Зашедший на утренний чаёк Антон выглядел мрачнее мрачного. Не пошутил с Машкой, не почесал за ухом Мурку, забравшуюся к нему на колени, предложенное домовой варенье ел молча и угрюмо, точно не чувствовал вкуса.
— С Розой пособачился? — предположил Сергей, пытаясь разговорить друга.
— Если бы. Револьверы шеф изъял.
— Смит-Вессоны?! Твои любимые?
— Угу. Сказал, что нефиг за оружие на людях хвататься. Помнишь, при Ленке, когда нас из машины по канавам разбрасывали, как щенят... Я тогда всерьёз отстреливаться собирался. Куча вооружённых рыл, и мы, все такие из себя праведные... По нам ведь тоже могли огонь открыть! Ну, по тебе, — поправился Швец. — И новым Карпович обзаводиться запретил. Обещал конечности повыдергать, если ослушаюсь...
— Жалко, — вздохнул хозяин квартиры, на вид вполне искренне.
Побаивался он за вооружённого друга, чего греха таить. Характер у призрака был слишком вспыльчивый, да и никак не хотела уходить из памяти история с крестом. Реликвией, доставшейся ему после долгого и нудного нытья о необходимости иметь хоть какое-то средство защиты.
Молодому помощнику инспектора Департамента тогда долго канифолили мозги, кормили невнятными обещаниями и всячески затягивали с ответом. Он злился, не понимая подоплёки такой волокиты, психовал...
Со временем, после истории с погибшей по случайности наркоманкой при задержании беглой души, Сергей понял — опасалось руководство не зря. Наличие оружия влечёт за собой возможность его применения, а в их структуре убивать запрещено. Личная же безопасность — это личная безопасность и Иванову никто не запрещал заиметь себе пушку посолидней. Прямым текстом никогда об этом никто не говорил, но... было и так понятно. Иди в разрешительную систему за документами или к барыгам-оружейникам — по ситуации, и покупай что нравится.
Вот только воспользовался этой возможностью Антон, причём в нарушение всех инструкций. Шеф поначалу мирился со сложившимся положением дел, предпочитая не замечать нарушение установленных правил и оправдывая подчинённого тем, что он прикрывает вполне живого и смертного напарника, но, похоже, ветер переменился и Фрол Карпович решил более не рисковать.
И теперь Сергей не знал, радоваться ему или горевать. И для того, и для другого причин имелось довольно много.
— А у нас голый дядя завёлся, — попробовал он перевести тему. — Без штанов по жилым кварталам рысачит.
— О, как? — неумело удивился призрак, полностью поглощённый страданием по любимым револьверам. — Чего хочет?
— Неизвестно. Кошака спасти помог.
— Страшное прегрешение.
— Смейся, смейся... Его кроме детей никто не видит, а места там бойкие, оживлённые.
Антон подобрался.
— Подробнее.
При прослушивании истории о неизвестном в нижнем белье призрак слегка повеселел, отвлёкшись от горестных дум. Почти ничего не переспрашивал, выпросил у домовой вторую кружку чаю и частенько потирал переносицу, обдумывая новую информацию. Когда Иванов закончил говорить, он с уверенностью заявил:
— Призрак. Наиболее распространённая форма. Слабенькая. Видеть могут только дети — они в дошкольном возрасте ещё не до конца испорчены, открыто им многое, говоря языком Карповича. Форма одежды, сам знаешь, не показатель. В чём помер — в том и скитается. Вполне могу допустить — загнулся человек естественным способом, в постели. От долгой и продолжительной болезни или сердечко остановилось во сне. Потому и гуляет в трусах.
Версия Иванову понравилась.
— Я про призрака тоже подумал, когда в Машкиных исследованиях разбирался… Думаешь, безобидный?
— Ничего я не думаю, — буркнул напарник, в очередной раз почувствовав неприятную лёгкость скрытой кобуры. — Проверить надо. Основная проблема у таких вот, не ушедших, знаешь какая?
— Поделись.
— Сумасшествие. Поначалу, как тебе известно, их держит в нашем мире какое-то незаконченное дело или колдовство. Колдовство оставим, там каждый случай индивидуален, а вот дела разберём. Они ведь рано или поздно разрешаются. Не важно, как. Умирает кровный обидчик или иное событие расставляет всё по местам… Без разницы. Главное, душа становится свободной и вольна отправиться в Очередь, а далее по грехам её... Но уходят не все, некоторые упорно скрываются. Многим элементарно страшно увидеть финал своего пути, многие привыкают к нынешнему положению вещей... И вот среди оставшихся частенько попадаются те, кто никак не может расстаться с прошлым и, как последние мазохисты, они следят за семьёй, за жёнами... Представляешь, каково это? Смотреть, как твоя вторая половинка нового мужика привела и на твоей постели с ним милуется? Или дети... Растут, совершают юношеские ошибки, а ты и помочь ничем не можешь. Ни подзатыльник дать, ни уберечь. Некоторые, духовно слабенькие, с катушек и начинают съезжать. От одиночества, от обиды на живых, от неопределённости дальнейшего бытия. Барабашками становятся, пакостят людям, ненавидят всех и вся. Нужно глянуть на дядю без трусов. Окажется нормальным — отпустим до поры, не понравится... по инстанции отправим. Что у нас на сегодня по плану?
Проникшийся речью друга Сергей поднял взор к потолку и припомнил:
