Из дверей кафе вышла девушка в переднике с ещё одним подносом. Антон приподнялся со стула, куда уже успел плюхнуться, помахал официантке рукой, хотя она и так его прекрасно видела.
На столе появились тарелки с заказанной едой и хлебом.
— Ну... — полуторжественно произнёс начальник, а дальше ничего не последовало. Не приучен был Фрол Карпович к тостам и длинным речам. Разве что здравицу мог прилично сказать при нужде или счастья пожелать молодым, однако тут, вроде бы, не тот случай.
В рюмках забулькало.
— Я пропущу, — предупредил Иванов сослуживцев, поясняя. — Голова не прошла и вообще, поем сначала. Сил совсем нет.
Пить ему действительно не хотелось. Куда? И без водки в башке такая круговерть шла, что спиртным усугублять — только портить.
Осадив рюмашку салатом, шеф начал на правах старшего.
— Я когда от вас к цыганам припожаловал — Ляля мне знак подала. Старые мы с ней знакомцы... Я её ещё девицей помню... Александросу как-то в башку мыслишка пришла — ведьм между собой подружить. Долго он её вынашивал в своём прекраснодушии. Оно ведь как? Наши колдуньи — и круг собственный имеют, и устои, а у кочевого народа по отдельности... Постоянно сталкивались. То одни порчу наведут, а другие снимают, то наоборот. Скандалили бабы частенько, ссорились... И решил наш македонец их, значит, на Шабаше свести. Лялю пригласил. Её подружку позвал. Первые красавицы они тогда были, задорные... Пока договаривался — Ляля в него втюриться ухитрилась, ровно кошка льнула. Эх... Бойкое у девки сердечко в груди билось. Горячее, влюбчивое... И всё она ему намёки строила. То в песне упомянет, то ненароком спросит нечто и эдак... с подковыркой. Александрос только зубами скрипел, но не осмелился... А я запомнил, — на мгновение взгляд шефа подёрнула мутная поволока воспоминаний... — Сказала она мне в песне и час, и куда её правнук бежать станет. И попросила живота не лишать.
— Но зачем? — вырвалось у Антона.
Фрол Карпович вдумчиво разлил по второй.
— В зелье дело. Рецепт древний, опасный. Предки Рады его пуще зеницы ока берегли. Понемногу пользовались. Понимали, опасен он весьма... Ну вот, к примеру... Представьте, что можно любое лекарство во много раз удешевить или во много раз более количеством сделать за те же деньги. Оно подешевеет?
— Нет, конечно, — Иванов понял, куда клонит шеф. — А за формулу большие дяди пристукнут ради неразглашения.
— Именно, — взмахнул вилкой с наколотой долькой помидора рассказчик. — Отберут, спрячут за десять замков знание, беды от скаредности душ наделают. Цыгане сие понимали и таились, секретничая. Да только Рада — мать Яна — колдунья, конечно, знатная — вон как машину зачаровала, даже Антон не проскочил, а дура... Род Ляли — торговый. Издревле по рынкам промышлял. Краж, понятно, не чурались, но в дурманные дебри не лезли. Не ведаю, почему. То ли непривычны они к этому занятию, то ли традиции не велели. Ежели без подробностей, дела у них при последнем баро отвратно пошли... Везде супермаркеты, торговые центры, магазины с дешёвыми тряпками — люди на рынки меньше ходить стали. Зачем? И удумала она... — тут боярин сделал паузу, сосредоточившись на накалывании дольки помидора и особо приглянувшегося колечка лука, импровизируя канапе на вилке.
— Переквалифицироваться, — понимающе дополнил призрак, давая начальству закусить. — Припомнила рецептик, пристроила сыночка к бизнесу... А чего они сами не выращивали? Проще же?
Наивность Антона развеселила и Иванова, и Фрола Карповича.
— Цыгане? Землеробы? — веселился тот, похлопывая ладонями по краю стола. — Ну ты сказанул... У них руки не из того места произрастают! Коня украсть аль на картах погадать — это да... Но огородничать!..
Осмеянный Швец обиделся и уткнулся в тарелку.
— Ты, неук, кочаном на плечах пользуйся, — по прежнему посмеиваясь, принялся вразумлять шеф. — Платили они нанятым сущую безделицу, а прибыль имели агромадную. Ян, кстати, придумал... Мафиози итальянским себя возомнил. Он и Петуховой рот повелел зашить — наказывал, значит, за то, что цену та набить хотела, коммер... сантка непутёвая. И на Грабчак велел напасть. Мыслил, от них каверза идёт. Суть не в том. Дальше слушайте... Дурман мало сделать — его надо ещё и продать. На том Рада и споткнулась. Не знаю, с кем они там закусились при сбыте, а только седмицу назад человек к ним приезжал... Я ведь второй раз к Ляле захаживал, тайно, за подробностями. Беседовал с ней без лишних ушей... Так вот, она сказала — серьёзный гость их навещал. Сама не видела. Слышала... Разговоры тот человек разговаривал, велел не лезть в чужое корыто. Цыгане покумекали и договорились с ним: распродают остатки и не мешаются. Миром вроде решили. Гость уехал, а они за своё. Обмишурить возмечтали, смошенничать. Доходы-то рекой течь начали... Не ведаю, чем бы закончилась та возня, да только мы за них принялись и всё порушили.
В кармане Швеца зазвонил смартфон. Не привыкший к обновке призрак резво зашарил по карманам, добыл аппарат, ответил:
— Да... Да, давали. Мне сейчас неудобно говорить, я перезвоню.
Отключившись, он раздражённо попросил напарника:
— Покажи, где звук убирается? Посидеть не дадут...
Наличие у подчинённого персонального средства связи привлекло внимание боярина.
— Обзавёлся?
— Я купил, — вывалил чистую правду Сергей, попутно включая виброрежим на Антоновой звонилке. — Для удобства в работе. Как раз вот и работаем. Вычисляем, кто на Яна работал. Наверное, уже не надо...
— Надо. Черканите номерки потом. Кто звонил, когда... Передадим Вадиму. Пущай старается. Сбили вы меня своими игрушками. На чём я остановился?
— На том, как мы все всё испортили, —подсказал Швец, поигрывая пустой рюмкой.
— Ага... Да! — припомнил Фрол Карпович место, на котором остановился. — Ляля, после нашего с ней первого разговора, попробовала убедить родню бросить подлое занятие. Чуяла, чем закончиться может... Травы велела в нужнике утопить, молодёжь спрятать на время. Спокойствия семейству жаждала. Те вроде бы и поверили, а добра им жаль стало. Полную машину сумок набили перед бегством. Вознамерились в другой губернии развернуться...
— Но ведь она своих слила! — поступок старухи пока оставался непонятным для призрака. — Сами же сказали — в песне расклады дала!
— Не слила. Не слила! — будто убеждая самого себя, излишне горячо воскликнул шеф. — По уголовному кодексу за те травки им предъявить нечего, остальное — не нашего поля заботы. Ляля понимала, что делает. Припугивала распоясавшуюся молодёжь. Просила за них. Боялась, что по стенке размажут их за хитрости. Не полиция — так другие, пострашнее да крови не боящиеся. А оно вон как вышло... Послушались, да не слишком. Хлебнут теперь лиха.
Вспоминая забитый под потолок Фольксваген, Сергей рассеянно спросил:
— Выходит, если бы цыгане послушались полностью, выбросили гербарий, то вы бы их не трогали? А Юнона Петухова с зашитым ртом? Понять и простить?
