— Спят, — послышалось за плечом. Три комнаты, жена, муж, четверо детей. Будим?
— Нет, блин, до вечера подождём, — Иванова разобрало неожиданное зло. — Ты чего таким сентиментальным стал?
Перед тем, как ответить, Антон вернулся в видимый спектр. Потянулся, зевнул.
— Да себя, мелкого, вспомнил... Бывало, разоспишься, сладко так, окошко открытое, прохладой тянет... И тут мама на работу собирается. Она у меня жаворонок... Рано вставала. Завтрак всем приготовить, вещи погладить, спокойно чашечку кофе выпить и газетку вчерашнюю почитать... Вроде и старается не будить, осторожничает, только один чёрт — то тарелкой стукнет, то стулом грюкнет, то свет включит — а мне лучи сквозь дверную щель прямо в глаза попадают... У меня комната рядом с кухней была. Проснёшься — и сна ни в одном глазу. Вот и лежишь, в потолок смотришь. Телек не включишь, чтобы бабку не разбудить, книжку читать неохота...
— Трогательно, — не поддался чужим воспоминаниям Серёга. — Только мы сюда не в гости пришли, чтобы протокол с этикетом соблюдать. Начало шестого! — сунув другу под нос подсвеченный экран смартфона, он стукнул ладонью по калитке, заорав на всю улицу. — Хозяева! Хо-озяева-а!.. Хватит спать, страна в опасности!
Непривычные на столь тихой, обывательской улочке вопли послужили спусковым крючком для официального наступления нового дня. Со всех сторон залаяли собаки, наперебой стараясь заглушить остальных собратьев по охране, кое-где ворота содрогнулись от ударов мощных лап спущенных на ночь с цепи зверюг. За ними закудахтали куры, а на один из заборных столбиков, пренебрежительно поглядывая на весь мир, взобрался наглый, дымчатый кот.
В окне дома загорелся свет, колыхнулась штора, а из будки наконец-то показался хозяйский волкодав — крохотный щенок-дворняжка, грозно переваливающийся на полненьких лапках и толком не знающий, нападать на незнакомцев или спрятаться от них. Не приняв никакого решения, собачонок поступил весьма грамотно для своего юного возраста — уселся у крыльца и состроил умную физиономию. Один раз пугливо тявкнул для острастки.
— Хо-зя-а-ева!!!
Скрипнула дверь, образовывая небольшую, в три пальца, щель, а следом донёсся перепуганный женский голос:
— Вы кто? Зачем шумите?!
— Органы, — обтекаемо ответил Иванов, не желая называть конкретные структуры. — По поводу вашей подруги — Петуховой Юноны Викторовны.
— Ой... — испуганно пискнули из-за двери, добавив сакраментально-пафосную в своей бестолковости фразу. — Я так и знала...
Глава 12 Корень мандрагоры. Часть вторая
Из дома вышла невысокая, полноватая особа лет тридцати пяти. Простоволосая, в халате, накинутом поверх ночной рубашки, в дворовых галошах на босу ногу. Сошла с крыльца, остановилась, тревожно разглядывая гостей. Щенок, почувствовав поддержку хозяйки, храбро поднялся и прижался к женской щиколотке, пытаясь рычать.
— Заступник мой, — Дарья, наклонившись, ласково потрепала кроху по загривку, отчего тот сразу забыл про непонятных людей за забором и завалился на спину, подставляя свой животик для приятного почёсывания. — Хороший Полкаша, хороший...
Пару раз проведя ладонью по нежному пузику, хозяйка дома собралась с духом, оставила будущего охранника и поспешила впустить гостей во двор.
— Проходите.
Первым зашёл Антон, Сергей следом. Снова показали Печати, успокаивающе начали, намеренно подбирая слова так, чтобы не слишком пугать и без того взвинченную женщину.
— Нам поговорить надо. Тут вот какое дело... Юнону вчера нашли, сильно побитую. С ней всё в порядке, жить будет, — предвидя стандартные вопросы, попробовал сократить вводную часть призрак. — Полежит в больничке и выйдет. Серьёзных травм вроде бы нет.
— Тогда зачем приехали? — не поняла Дарья. — Кто лучше неё может рассказать о том, что произошло?
— Резонно, — кашлянул в кулак Иванов. — Она... пока не в том состоянии, чтобы долго общаться. Мы не сказали, что она цела и невредима. Мы сказали, что...
— Я поняла. Надо так надо... Я так и знала! — повторила она. — Давайте поговорим. В дом, извините, не зову. Дети спят... Она где лежит?
Последние вопрос хозяйка задавала уже на ходу, огибая своё жилище и направляясь к паре скамеек и столу под пристроенным справа от дома навесом из нетолстых, плохо обработанных брёвен и тщательно подобранных кусков битого шифера по верху. Напарники возражать не стали. На улице — пусть будет на улице. Понадобится, потом все комнаты перетрясут.
— В районке. Только оттуда. Слабая ещё. И паспорт, пожалуйста, покажите, — не отставая, вежливо попросил Швец.
На порог из дома вышел мужчина. Худой, словно щепка, согбенный, мрачный. Сколько лет — не поймёшь, но не дед.
Он пришёлся кстати. Дарья сразу же его озадачила.
— Юра, принеси, пожалуйста, мой паспорт. К нам люди по поводу Юноны приехали, хотят пообщаться.
Не отвечая, тот развернулся и скрылся за дверью.
Расположившись за столом, по привычке спиной к стене, Антон, присмотревшись куда-то себе под ноги, поднял с земли тонкую полоску кожи. Затем ещё одну. Посмотрел на свет, потёр в пальцах, продемонстрировал напарнику.
— Мой муж ремни на заказ делает, — быстро, точно её в чём-то начали подозревать, пояснила хозяйка. — Летом здесь мастерит, на свежем воздухе. Не убрал, по-видимому.
— Ремни? — оживился призрак. — А поглядеть можно?
— Конечно, — всплеснула руками женщина. — У Юры талант... Он по интернету торгует. Иногда по два в неделю продаёт! — с особенной гордостью уточнила она. — Правда, недорого. Мог бы и посерьёзней что делать, но больной он у меня. Вторая группа инвалидности. Половины внутренностей нет после аварии. На таблетках живёт...
Перед инспекторами лёг паспорт, который Иванов незамедлительно изучил: Грабчак Дарья Вадимовна, тридцать шесть лет, прописана по этому адресу...
— Юра! — присевшая с краю, напротив друзей, хозяйка снова обратилась стоящему у стола, бессловесному мужику. — Покажи ремни. Ну, те, дорогие...
Швец немного отвернулся и уставился в забор. Ему была неприятна складывающаяся атмосфера, до боли знакомая по служилому прошлому. Вроде нормальные люди, небогатые, работяги — чего им бояться? Но нет... Стараются понравиться власти, балансируя между угодливостью и пресмыканием. Лебезят, заискивают, норовят в глаза постоянно посмотреть, да ещё как-то снизу, преданно. Будто виноваты в чём.
Ни один преступник себя так не ведёт. Он будет бодриться, врать, хамить, обещать золотые горы, выливать водопады пустого трёпа, давить на жалость, презрительно молчать, в конце концов. Но самоуничижаться — никогда. Ибо знает, почему к нему карающие структуры привязались. А эти... неискореняемое безденежное раболепие надломленных жизнью людей.
Захотелось сплюнуть от накатившей гадливости. Антон еле сдержался.
