Обиженная до глубины души женщина открыла было рот для гневной отповеди, однако призрак исчез, оставив и её, и правоохранителей стоять посреди людской толпы в состоянии крайнего изумления.
— Наш поезд скоро? — в ухе Сергея, увлечённо наблюдавшего за представлением, прошелестел шёпот напарника.
— Через сорок минут.
— Я тут погуляю... поблизости. Не хочу второй раз в эту лажу вляпываться... Ты смотри! — под пристальным взором вокзальных полицейских скандалистка, повторно порывшись в сумке, извлекла из бокового кармана, ранее закрытого на застёжку-молнию, кошелёк. — Ну и жаба... Сразу не могла посмотреть.
Стражи закона оказались единодушны со Швецом — чудом обойдясь без мата, они со всем возможным презрением послали скандалистку куда подальше и продолжили патрулирование по маршруту. Толстая же дама, недовольно поджав губы, неумело сделала вид, будто бы она к происшедшему не имеет абсолютно никакого отношения, для самоуспокоения повторно нырнула в сумку, покопалась в ней и, вздёрнув подбородок, величественно уплыла в сторону остановки, на ходу салфеткой ликвидируя разводы от поплывшей косметики.
— Делай добро... — вредничая, наставительно произнёс инспектор.
— И давай им по морде! — обозлённо закончила за него пустота.
***
Путешествие прошло как по маслу. Свежий вагон — милая проводница — приятные попутчики — чай с печеньем — печёная курица — снова чай — станции и полустанки — свежее, бодрящее утро чужого города.
— Предлагаю сразу к фигуранту ехать, — высказался Швец, осматриваясь в незнакомом месте. — Быстрее управимся — дольше по центру погулять успеем. Вон, — указал он напарнику на здоровенный баннер с коротким номером известного в стране оператора такси, — вызывай машину. На вокзальных бомбилах разоришься.
...Через час они прибыли по нужному адресу...
— Никита Михайлович? — довольно громко крикнул Иванов, привлекая к себе внимание.
Пожилой мужчина, возившийся с телескопической удочкой на пороге обычного одноэтажного домика, оторвался от своего занятия и подслеповато уставился на инспекторов, выглядывавших из-за невысокого забора со стороны улицы.
— Слушаю, — убедившись, что незнакомцы терпеливо ждут ответа и не собираются никуда уходить, прошамкал он беззубым ртом.
— Поговорить надо, — Швец небрежно продемонстрировал Печать.
Больше призрак ничего разъяснять не стал, краем глаза отметив снующую по соседнему двору старушку, норовящую с каждым движением оказаться поближе к забору Рваных и жадно вслушивающуюся в намечающийся разговор.
Владелец дома, тоже, по-видимому, знал про стремление пожилой женщины при первой возможности влезать не в своё дело и, отложив рыболовную снасть, с трудом поднялся, поправил очки и заковылял к калитке, давая себя рассмотреть.
Сухощавый, невысокий, вид соответствует возрасту — под семьдесят; почти лысый, от былой гривы остался лишь реденький венчик седых волос, обрамляющий загоревший на солнце череп. Почти слепой — очки на носу сидели нешуточные. Одет по-домашнему, без изысков — старые свободные штаны и расстёгнутая до пупка рубаха с острыми концами воротничка. Вещи застиранные, видавшие виды, из тех, в которых предпочитают ходить по дому или трудиться на приусадебном участке.
На ногах — китайские тапки с ближайшего рынка.
Дошаркав до середины двора, дед, не останавливаясь, обернулся к дому и крикнул в приоткрытое окно:
— Таня! Приберись! У нас гости!
Оттуда немедленно отозвались:
— Откуда гости? Ты кого-то приглашал? Или что?..
За москитной сеткой, прикрывавшей оконный проём, появилась пожилая женщина в цветастом платье. Голова прикрыта косынкой, лицо пухлое, уголки губ плаксиво опущены вниз. Возраст — сразу и не поймёшь, но за полтинник точно. Не проявляя никакой деликатности, она требовательно заголосила, уставившись на гостей:
— Вы кто? Зачем пришли? Кто вас звал?
— Отъявленная скандалистка, — шепнул Антон напарнику. — На физиономии написано.
— Угу...
Щелкнул замок в воротах, приоткрылась створка.
— Заходите, — скрипуче, неприятно пригласил Никита Михайлович.
— Собака? — на всякий случай уточнил Иванов, переживая за свои брюки.
— Привязана, не укусит, — вяло успокоил старик, отходя в сторону и пропуская гостей.
Изнутри двор не поражал. Клумба, гараж с открытыми по летнему времени дверьми, в глубине которого виднелась ухоженная бюджетная иномарка; от ворот и до самого дома уложена недорогая тротуарная плитка; сарай с пристроенным курятником; низкий штакетник палисадника, рядом с которым расположились вёдра и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Отдельно, намекая на достойный урожай, во всей красе цвела вишня.
Хлопнула дверь и на улицу вышла та самая, мелькавшая в окне Татьяна. Не здороваясь, она довольно резво для её полной комплекции и возраста засеменила куда-то за дом.
— Не обращайте внимания, — махнул рукой Рваных. — Она всегда такая. Никого не жалует. Десять лет с ней живу — ни разу никому не обрадовалась.
— И внукам? — для завязки разговора уточнил Швец.
— Внукам радуется. Своим. Моим не очень, — довольно грубо расставил точки над «i» старик. — Я же говорю. Всего десять лет совместно живём. Старость на двоих коротаем. С тех пор, как моя вторая супруга преставилась... Вы зачем пришли?
Отметив про себя, что Никита Михайлович был женат в третий раз, Сергей никак не стал комментировать данный факт. Перешёл сразу к делу:
— На территории дома, где вы проживали в юности, было обнаружено помещение с человеческими останками. Говорить будем здесь, у соседей на виду или в комнату пройдём?
Известие о могильнике Рваных воспринял относительно спокойно. Не разразился длинными тирадами о своей невиновности, не стал никого обвинять. Лишь ссутулился, понуро опустил голову, отчего и без того многочисленные морщины на дряблой шее, растянувшись, обозначились белыми, незагоревшими полосами.
— Пойдёмте...
Дом встретил прохладой, поскрипывающими в такт шагам деревянными полами, немудрёным обывательским уютом пенсионера среднего достатка и тяжеловатым запахом старости.
На видных местах чёрно-белые фотографии молодых людей с детьми на руках, отдельно детей, одна или две групповых. В чертах некоторых явно просматривалась наследственность хозяина. Имелись и современные, цветные снимки пары младенцев в красивых распашонках да перепугано-торжественного мальчишки с огромным букетом и лентой первоклассника. Семейство, значит, увековечено...
Расположились в зале. Никита Михайлович в излюбленном кресле напротив телевизора, инспекторы на диване у стены.
— Рассказывайте, — многозначительно потребовал призрак. — С самого начала.
