Эти слова показались Адель смутно знакомыми, но она не смогла вспомнить, где именно их слышала. Повернув голову, она скользнула взглядом по Луке, чья самодовольная ухмылка была красноречивее любых слов.
– Досадно признавать, – она снова сосредоточилась на Инкарнате Солнца, – но он часто оказывается прав.
Малахия тяжело сглотнул.
– Мои Инкарнаты…
– С ними все в порядке, – ответила Адель. – Они ждут твоего возвращения.
– Смерть Шая…
– Отразилась на них не лучшим образом, но все живы, – она снова перебила его на полуслове.
Король благодарно кивнул.
– Вынужден прервать ваш обмен любезностями, – скучающе произнес Лука. – У меня есть дела поважнее, чем провести всю ночь в роли надзирателя.
– Тогда оставь нас. – Адель предложила это, ни на что особо не надеясь.
Он нахмурился, будто всерьез размышлял над ее словами.
– Нет.
– Почему же? – Она повернулась к Инкарнату Черной дыры. – Неужели ты меня боишься?
Лука наклонился и заглянул ей в глаза.
– Восхищаюсь.
– Докажи.
Он поднял руку и коснулся ладонью ее щеки. Хотелось отшатнуться, но Адель не сдвинулась с места.
– Непременно. – Драгомир отстранился и, обращаясь уже к Малахии, добавил: – Продолжим встречу завтра утром, нам троим есть что обсудить. Я приду на рассвете, чтобы ты успел привести себя в порядок.
Инкарнат Солнца ничего не ответил.
– Тебе обязательно держать его прикованным к креслу? – Адель надеялась, что голос звучит достаточно равнодушно.
– Нет, но это вопрос практичности.
– Малахии нужно поспать. Дай ему возможность хотя бы пошевелиться, принять другую позу, расслабиться, наконец. Забери свою тьму от него.
Лука скривился.
– Дорогая, это жалость?
– Это вопрос практичности, – Адель ответила его же словами. – Вряд ли целесообразно обсуждать важные вопросы с тем, кто морально и физически истощен.
– Еще что-нибудь? – обманчиво мягкий тон Инкарната Черной дыры не предвещал ничего хорошего. Его терпение было на исходе.
Она расправила плечи.
– Да. Не падай так низко, принеси ему хотя бы воды.
Лука ответил не сразу. Хотя на лице не дрогнул ни один мускул, ему явно стоило больших усилий сдерживать злость.
– Твоя комната на втором этаже, последняя дверь слева, – спустя несколько мгновений произнес он. – В коридоре ждет Пожиратель, он проведет тебя.
– Хорошо.
– Утром Инга принесет чистую одежду.
– Как скажешь. – Адель отступила к двери и, остановившись на пороге, взглянула на Малахию: – Советую воспользоваться возможностью и немного отдохнуть.
С этими словами она вышла во тьму. От напряжения свело мышцы, и каждое движение причиняло боль; сердце громко стучало в груди, а в горле образовался тугой ком. Адель обещала себе не бояться, но страх не знает обещаний. С каждой минутой, проведенной рядом с Лукой, она все больше ощущала себя самонадеянным мотыльком, который добровольно угодил в паутину паука-убийцы. Ведь, как известно, чем сильнее бьется мотылек, тем крепче держит паутина… Пауку остается только ждать, пока добыча выбьется из сил, чтобы сразить ее.
А Лука умеет ждать – в этом она не сомневалась.
* * *
Исайю разбудил протяжный звук, похожий на треск сухого дерева. Открыв глаза, он увидел высокое голубое небо без единого облачка. Золотистый свет взошедшего солнца ласкал и согревал кожу, а легкий ветерок ерошил волосы. Едва прогретый воздух полнился ароматом цветов и свежескошенной травы – летнее утро только-только началось.
Сделав глубокий вдох, Исайя часто заморгал, прогоняя сонливость. Он чувствовал тяжесть собственного тела, твердую почву под ним и мокрую от росы траву. Он попытался вспомнить, как давно лежит тут, но мысли ускользали. В голове было так пусто, что он даже не встревожился о том, где именно находится и как сюда попал.
Вдали слышались пение птиц, шелест листьев и жужжание насекомых. Звуки природы убаюкивали, и, возможно, Исайя снова бы уснул, но повторившийся скрип неприятно резанул по ушам – он совершенно не вписывался в безмятежный пейзаж.
Приподнявшись на локтях, Исайя огляделся. Он лежал посреди поляны, с трех сторон окруженной деревьями. Поначалу ничего не показалось ему странным – несколько кустарников, парочка дубов да сосен, – но стоило опустить взгляд на грудь, как Исайя удивленно вскрикнул. Его тело оплетали корни деревьев, зеленые лозы и тонкие стебли с продолговатыми листьями. Они беспрестанно двигались и наползали новыми слоями, полностью обездвиживая, хоть он и не чувствовал давления.
Исайя попробовал пошевелить ногой, но путы были слишком крепкими. В затуманенном сознании промелькнуло воспоминание о связи с планетой и дарованной ею силой. Он – Инкарнат Земли. Он может велеть растениям отпустить его, и они должны повиноваться. Но, обратившись к своей силе, Исайя с ужасом обнаружил, что она больше ему неподвластна.
– Хватит… Прекратите! – прошипел Исайя, уперся локтями в землю и изо всех сил оттолкнулся, пытаясь высвободить часть туловища. Тщетно. Шершавые корни зашевелились, заскрипели и слегка усилили хватку. Лихорадочно соображая, как выбраться, он не сразу заметил возникшую рядом тень.
– Не бойся. Они всего лишь хотят защитить тебя, – этот голос был ему знаком.
– Соня! – Исайя вскинул голову и, щурясь от яркого света, всмотрелся в лицо девушки. – Помоги мне…
– Я не могу. Прости.
– Что? – Он дернулся, освобождая левую руку от цепких стеблей, которые уже добрались до запястья. – Позови Линкольна…
– Его здесь нет. – Соня опустилась на колени. – Здесь нет никого, кроме нас.
– Где мы?
– В твоем сознании. – Она закрыла глаза. – Земля пытается кое-что сказать тебе, слушай…
Исайе понадобилось все самообладание, чтобы внять совету и прислушаться. Секунда. Две. Десять. Ничего.
– Соня!
– Тише.
– Да помоги же ты мне!
– Кости Ворона спрятаны глубоко, они отравляют Землю, они порождают гниль и разложение, – ровно сказала Соня. Сложив руки на коленях, она сидела рядом и выглядела неподобающе умиротворенной.
– Я помню, ты уже говорила об этом! – тяжело дыша, рявкнул Исайя. Он совсем выбился из сил, но продолжал бороться.
– Ты и сам скоро ощутишь это, сын, чья мать погибает от древнего колдовства.
– Это ты тоже…
– Нет! Слушай! – Соня повысила голос. – Кости Ворона спрятаны глубоко, они отравляют Землю, они порождают гниль и разложение. Ты и сам скоро ощутишь это, сын, чья мать погибает от древнего колдовства.
