– Спаси нас Ашалаэль от службы в арьергарде, – произнес Анри. – Докуда бы мы ни добрались, они-то отстанут на три-четыре часа!
– Сохрани Небеса, – пробормотал Симеон. – В этом твоем «Серебряном снопе», Анри, я надеюсь, есть баня?
– Помывочная, доброе вино и отличная еда, – ответил Анри.
Он вновь оглядел длинную процессию, дальний конец которой совершенно терялся в пыли. Потом посмотрел вперед. Там, шагах в пятидесяти или шестидесяти, со свитой младших офицеров, возглавляя колонну, ехали оба капитана. Конные гонцы то и дело подъезжали и отъезжали, держась обочин дороги.
– Надо только постараться оказаться в первых рядах прибывающих, а то договоренности могут и не сработать, – заметил Анри. – Обязательно найдутся поборники кардинала… хотя нет, скорее гвардейцы короля, которые сунут кому надо взятку, займут нашу комнату и слопают изысканный ужин. Кстати… сколько у кого из нас денег?
– Я еще ничего не потратил из того подарка королевы, – ответил Симеон.
Сунув руку под накидку, он порылся в содержимом карманов и вытащил небольшой кожаный кошелек. Перегнулся в седле, отчего опасно заскрипели кожаные подпруги, и вручил кошелек Анри:
– На, держи. У меня есть еще немного из личных средств…
– А я все в кости продула, – сказала Агнес. – Что ж, скоро мы истарским золотишком сумки набьем!
– Только сейчас это золотишко нам не очень поможет, – пожаловался Анри. – Хорошо хоть я свои денежки использовал на общее благо.
– Я еще храню кошелек, – сказала Доротея и похлопала по левой седельной сумке. – Только деньги пошли на бумагу, уголь, краски и сусальное золото. Я думала, на что нам наличные, мы же мушкетеры в военном походе? Ты же именно этим так усердно занимался, Анри, с капитанскими писарями и тем кривым квартирмейстером? Организовывал нам прокорм, размещение и так далее?
– До определенного уровня, – ответил Анри. – За государственный счет нам положено, скажем так, одеяло в грязном поле, вино, на девять десятых разбавленное водой, и походный хлеб, о который только зубы ломать. Что ж, придется наилучшим образом использовать кошелек Симеона. Правда, мы проведем в пути еще дней двадцать, если не больше…
– Лучше мне его отдай, – предложила Агнес. – У меня выдалась черная полоса в игре, но с «троечкой» это всегда так. Если попытаться еще, дело пойдет на лад! Я выиграю достаточно, чтобы оплатить любые роскошества, которые, по-вашему, необходимы в путешествии!
Анри замотал головой, пряча кошелек Симеона подальше – под накидку, камзол и даже сорочку.
– Ты обнаруживаешь полное невежество в теории вероятностей, Агнес, – сказал он. – А также склонность упускать из виду умения наших собратьев-мушкетеров, ловких в игре; о поборниках и гвардейцах я вовсе молчу… В общем, я думаю, что при разумном использовании кошелька Симеона нам хватит. Хотя и об истарских двойных дельфинах не сожалеть не могу…
– Они никогда нам не принадлежали, – возразила Агнес.
– Но могли, – ответил Анри.
Добродушно пререкаясь, они ехали вперед.
Почти в целой лиге позади четверки мушкетеров в толпе отверженцев шагал молодой мужчина. Его лицо было обезображено бугристым выпуклым шрамом, тянувшимся под головной платок. Рядом шла женщина гораздо старше годами. Она тащила с собой длинный посох, но временами забывала на него опираться, и мужчина со шрамом тихонько напоминал ей. Лилиат отлично изображала безвременно постаревшую, сломленную отверженку, только не всегда вела себя соответственно.
– Да кто тут на всякую чепуху внимание обращает, – сказала Лилиат.
Она была очень сердита. Грубое серое рубище царапалось и кололось. Со вчерашнего дня, когда пришлось стать обитательницей тюрьмы, она натерпелась от стражи всевозможных обид. Бесконечный пеший переход оказался невыносимо скучен, а еда! Овсянка да жиденький эль – вот и все, что они получили утром на завтрак.
– Личину надо поддерживать неизменно, – утешал ее Биск. – Если хочешь, чтобы она сработала.
– Знаю, знаю, – ворчала Лилиат. Ссутулившись, она налегла на посох… в действительности служивший вместилищем для более чем дюжины тщательно отобранных икон, искусно запрятанных внутрь. – Надо так надо. Это же мой план был… Жаль, не придумала я более удобного случая сопроводить экспедицию, оставаясь вне подозрений…
– Все скоро кончится, – сказал Биск. Его глаза светились истинной верой. – Что нам двадцать дней неудобств, когда в итоге мы узрим Истару возрожденной, а Паллениэль придет в силах, чтобы исцелить наш несчастный народ?
– Да, – сказала Лилиат и улыбнулась. Биск еще ни разу не видел, чтобы она вот так улыбалась. – О да. Паллениэль…
В тот самый первый вечер экспедиция все-таки добралась до Шароля. Хотя, как и предсказывал Анри, арьергард подтянулся лишь к полуночи, завершив свой марш при луне. Опять же в полном соответствии с пророчествами на подходах к «Серебряному снопу» случилась небольшая стычка с гвардейцами короля, однако четверо друзей одержали безоговорочную победу: и комната, и стол остались за ними.
Такое удачное начало обещало стать добрым предзнаменованием на весь остаток пути. Действительно, назавтра удалось начать движение рано поутру. И на следующий день тоже. Расстояние от Лютейса неуклонно росло, зато Монталлар становился все ближе. Осенние дожди, которых ждали со дня на день, так и не зарядили как следует. Ливни разражались то под самый вечер, то перед рассветом. В целом погода стояла такая благоприятная, что прошел даже слух: кардинал-де воззвала к самой Ашалаэли и упросила Архангела споспешествовать экспедиции.
Тем не менее капитаны, а также немногие посвященные вроде нашей четверки, получали совсем иные сведения от посыльных, курсировавших между столицей и движущейся колонной. Они-то знали, что кардинал еще не вполне выздоровела. Как и леди Дейемс.
Помимо хорошей погоды и веры в помощь Архангела, на скорость марша влиял еще один фактор. Каждый дневной переход приближал путешественников к баснословному кладу. В отрядах только и обсуждали, сколько примерно золота им предстояло найти. И много ли выделят для раздачи простым солдатам.
Как ни удивительно, по мере приближения к Истаре отверженцы заметно веселели и уже не выглядели такими пришибленными, как вначале. Хотя им-то совсем не светило участие в дележке сокровищ. Рошфор даже затребовала главных весельчаков на допрос: она хотела знать, в чем причина столь разительной перемены настроения. Однако никто не мог внятно сказать, с чего это они чаще поднимали головы и, небывалое дело, даже смеялись… Когда допрошенных возвратили в строй, вместе с ними, казалось, вернулось и обычное угрюмое настроение отверженцев. Они как бы испытали мимолетную радость… но она миновала. Офицеры стражи, сопровождавшие подневольных работников, все списывали на осеннее солнышко, не стесненное стенами хибар или сводами катакомб. А Рошфор своими соображениями ни с кем не делилась.
Через две недели после выезда из Лютейса Доротея обнаружила, что странное свечение, наблюдаемое ею в друзьях, стало отчетливей. Теперь она легче замечала его. И то же самое происходило с отсветами в отверженцах. К большому сожалению Доротеи, трое друзей ничего об этом знать не хотели и разговоров об ангельских огнях не поддерживали.
