«Я направился под парусами вниз по течению, как победитель, дабы изгнать азиатов по велению Амона… мое отважное войско катилось передо мной, подобно пылающему огню»
[113].
Его первой целью был город Нефруси, находившийся на территории гиксосов, к северу от регионального административного центра Хмун (ныне — эль-Ашмунейн). Правителем Нефруси был египтянин Тети, сын Пепи. Если бы войску Камоса удалось образцово расправиться с ним, другие коллаборационисты призадумались бы, а не перейти ли им на египетскую сторону? Заняв позиции под покровом темноты, фиванцы напали на Нефруси с первыми лучами рассвета: «Я налетел на него как сокол… воины мои были подобны львам, уносящим свою добычу»
[114]. Без малейшего милосердия Камос наблюдал за разграблением города, а затем приказал стереть его с лица земли. Та же судьба постигла несколько дней спустя селения Хардаи и Першак. Разрушение городов по всему Среднему Египту подорвало гегемонию гиксосов в этом регионе. Фиванцы двинулись дальше.
Затем, по счастливой случайности, в руки Камоса попали сведения, позволившие подкрепить идеологическую базу его похода. Основываясь на богатом опыте фиванцев по части хождения по пустыне и знании троп, накопленном во времена гражданской войны, Камос наладил регулярное патрулирование путей через Западную пустыню; разведчики скрытно следили за всеми передвижениями и докладывали о любых необычных событиях.
Гиксосы со своей стороны также пользовались путями в пустыне для торговли со страной Куш: хоть Фивы и были покорены, отправлять груз нубийского золота по реке, через главный очаг сопротивления, было попросту слишком рискованно. Поэтому дорога между Сако (ныне эль-Кес) в Среднем Египте и кушитской столицей Кермой, между севером и югом, которая шла через оазисы в Западной пустыне, была оживленным трактом, ею пользовались и торговые караваны, и дипломатические миссии. Одному гонцу не повезло — он попался разведчикам Камоса неподалеку от оазиса Джесджес (ныне Бахарийя). Можно легко представить себе ликование фиванцев, когда они обнаружили, что гонец нес письмо от царя гиксосов к новому правителю страны Куш. Содержание по силе воздействия можно было бы приравнять к взрывчатке:
«От руки правителя Авариса.
Аусерра, сын Ра Апопи, приветствует сына владыки Куш!
Почему ты, взойдя на престол, не известил о том меня? Разве ты не заметил, что учинил Египет против меня? Правитель его, Камос… проник на мою территорию, хотя я даже не нападал на него, как он напал на тебя. Он возжаждал эти две страны, мою и твою, и разорил их. Приди на север, не уклоняйся. Смотри, он здесь зажат мною. Никто не встанет на твоем пути в Египет. Помни, я не пропущу его, пока ты не придешь. А затем мы поделим между собою города Египта»
[115].
Несмотря на упрек в том, что кушитский наследник не известил его о приходе к власти, Апопи делает своему нубийскому союзнику чрезвычайно ценный подарок: в обмен на военную поддержку он готов поделиться с ним завоеванной территорией Египта — классический образец принципа «разделяй и властвуй». Итак, худшие опасения фиванцев оказались оправданными. Если бы они не начали действовать, и притом быстро, Египет рисковал погибнуть окончательно.
Камос ответил немедленно и интуитивно нашел правильный ход. Вместо того чтобы убить злосчастного гонца, он отправил его обратно в Аварис с собственным посланием для Апопи: «Я не оставлю тебя в покое; я не позволю тебе ходить по земле, иначе как по моей воле»
[116]. Для большей доходчивости гонцу было также приказано известить Апопи о недавних нападениях Камоса на города Среднего Египта. Мало того, что фиванские войска были отважны и полны решимости — они еще и одерживали победы за спиной у гиксосов! Запросив поддержки у кушитов, Апопи роковым образом выдал собственную слабость. Нападение фиванцев на Аварис внезапно стало вполне реальной перспективой.
Если верить живому, личному рассказу Камоса, то он действительно воспользовался обстоятельствами и напал на центр владычества гиксосов. Дойдя до предместий Авариса, он похвалялся, что пил вино виноградников Апопи, вырубил его сады, изнасиловал его женщин и ограбил грузовые корабли с Ближнего Востока: «взял золото, лазурит, серебро, нефрит, бронзовые секиры без числа… морингу
[117], благовония, жир, мед, древесину ивы и самшита…»
[118] Он заявлял, что вышел непосредственно к царской цитадели, которую презрительно назвал «домом храбрых слов», и женщины гиксосов «выглядывали из-за зубцов своих стен… как мышата из норок»
[119].
Выстроив свой флот в боевой порядок, Камос предпринял массированную атаку на твердыню гиксосов — но, по-видимому, безуспешно. Однако он сделал хорошую мину при неудачной игре, устроив триумфальное возвращение в Фивы во главе своего войска. Следуя вековому обычаю, он велел запечатлеть свои героические деяния для потомства на ряде больших стел в храме Амона в Ипет-Суте.
Но ликование фиванцев длилось недолго и резко оборвалось с внезапной смертью Камоса несколько месяцев спустя, в 1539 году. Причина его безвременной кончины неизвестна. Как он ни храбрился, ни бушевал, похоронили его не как победителя, в непозолоченном гробу, и рядом с ним положили всего лишь два кинжала. Дело его жизни осталось незавершенным.
Смерть Камоса и сама по себе стала жестоким ударом для египтян, но их чувство утраты, разочарование и тревогу еще более усилили споры из-за наследования трона. Тремя годами ранее Камос стал царем вместо прямого наследника — вероятно, потому, что уже был взрослым и мог продолжить ту борьбу, которая стоила жизни Секененра. Теперь, когда Камос умер, обойти наследника снова было не так-то легко… хоть тот и был еще маленьким мальчиком.
Фивы ждали, пока новый царь, Яхмос, достигнет совершеннолетия. Девять долгих лет дела военные оставались в состоянии застоя. Буген был в руках египтян, и это успешно сдерживало страну Куш. Деморализованные войска Апопи были не в силах начать наступление, но и фиванцы, не имея вождя, тоже ничего не могли — только сидеть тихо, быть начеку и готовиться.