Чип на груди мерно отсвечивал ритм бьющегося сердца.
Когда девочке было четырнадцать, она очень боялась, что, когда её сердце заменят на полимерный имплант с электронным мотором, она станет не способной любить. Наивное дитя в ту пору искренне верило, будто чувства зарождаются где-то в мешке из мышц, который гонял кровь по её сосудам. Все глаза выплакала накануне, а потом плакала, потому что после операции и адаптации Роман принёс ей в палату щенка, и она сразу влюбилась в этот огромный ласковый комок меха. Как же Доминику сейчас хотелось, чтобы её тогдашние предположения оказались реальностью! Тогда он бы с нескрываемым облегчением заменил своё собственное сердце на пластик или железо и избавился бы от этой навязчивой острой боли в груди.
Он легонько провёл пальцем по смуглому виску.
– Джойс? Джослин?
Не проснулась.
Мужчина нагнулся и нежно поцеловал девушку в переносицу. Джойс глубоко вздохнула и потянулась. Между бровей появилась глубокая морщина. Доминик испугался, что сделал ей больно. Невидящие заспанные глазки открылись и уставились в чёрное пространство перед собой.
– Шшшш. – Капрал провёл пальцем по смуглой щеке над повязкой, которая удерживала на её лице дыхательную маску.
– Инто. – Пересохшие губы тронула слабая улыбка. – Ты снова пришёл.
Приглушённый маской голос её был совсем тихим, похожим на шелест опавшей листвы – в нём слышалось лишь эхо того голоска, которым заслушивался капрал, когда эта хрупкая девочка вдохновенно и в лицах пересказывала ему свои книжки. Внутри маски конденсировался выдыхаемый воздух.
– Куда же я денусь? – Смуглый лоб прижался к горячему лбу. – Я всегда рядом.
– Я скучала.
– Я тоже.
– Уже утро?
– Утро-утро.
– А почему в коридоре так тихо?
– Эти бараны шумели, и я всех разогнал.
Джойс засмеялась, но неожиданно её смех прервал сильный сиплый кашель. Она плотнее прижала маску к лицу. Когда её дыхание восстановилось, она прошептала:
– Мама сказала, что, когда мне сделают операцию, я стану видеть только в синем спектре, представляешь? – Джойс сжала между ладонями пальцы Доминика. – Не буду различать других цветов. Всё будет синим: и небо, и солнце, и люди. А ночью буду видеть тепло.
– Здорово, будешь видеть, как кто-то смущается или врёт.
– Нет, не здорово.
Она сомкнула веки. Хрупкие пальчики тронули небритый подбородок капрала.
– Ты колючий.
– Извини.
– Мне нравится.
Тонкие хромированные пальцы стянули дыхательную маску.
– Не надо.
Доминик попытался вернуть маску на место, но Джойс обернула его пальцы своими.
– Она давит, но я могу дышать без неё пару минут.
Каан взял её руку и поцеловал каждый пальчик.
– Побудешь со мной? – тихо спросила она.
– Конечно.
– А новички?
– Обойдутся.
– Рэд обещал принести и почистить мне апельсинов. Вчера он тут был и рассказывал про горы, а я никогда не видела горы. Они, наверное, красивые?
– Красивые.
– Ты же отпустишь его на перерыв?
– Отпущу.
– А он сейчас где? Опять на пробежке?
– Да.
– Он забавный. Как и ты.
– Да, забавный.
– А Артур ко мне вчера опять не пришёл. Он уже три дня не приходит.
– Я знаю.
Они замолчали, а Доминик изучал личико Джойс.
– Ты смотришь на меня, – тихо сказала девочка. – Я это чувствую. А я ужасная уродина. Неумытая, нечёсаная, ненакрашенная…
Доминик нагнулся и поцеловал девушку в губы с той нежностью, на которую только был способен, и потёрся носом о её аккуратный носик, на котором остался след от давившей на кожу маски.
– Я люблю тебя, зайка.
Джойс улыбнулась.
– Я знаю.
Доминик прижался губами к её лбу.
– Будешь спать?
Джойс кивнула. Вдруг свист в её лёгких усилился, и она закашлялась.
– Тихо-тихо.
Девочка испугалась и потянулась к маске. Каан помог ей поправить завязки.
– Так лучше?
– Да.
– Я подожду, пока ты уснёшь.
Мужчина положил свою голову рядом с её головкой на подушку и обнял свободной рукой.
– Засыпай, я буду тебя охранять.
Под маской угадывалась счастливая улыбка.
Когда девочка задремала, Доминик поднялся с подушки и нажал на кнопку подачи снотворного. Прозрачная жидкость по капле направилась через катетер к локтевому изгибу.
Десять… девять… восемь…
Улыбка Джойс ослабела, ресницы перестали дрожать. Она уснула глубоким спокойным сном. Кто знает, что ей снилось? Доминик надеялся, что что-то хорошее.
…семь… шесть… пять…
Доминик посмотрел на аппарат искусственной вентиляции лёгких. Воздушная подушка мерно надувалась и сдувалась. На секунду он усомнился в принятом в спортзале решении. Всего на секунду, которая растянулась на целую жизнь. Он вспомнил, как увидел Джойс впервые. Тогда ещё ничего не предвещало, что совсем скоро эта девушка, девочка совсем, станет ему дороже свободы, а теперь он вырывал её из своей жизни вместе с частью души.
…четыре… три…
А ведь он клялся себе, что никогда этого не сделает. Он много в чём себе клялся.
Когда Доминик нажал кнопку выключения, аппарат тихо пикнул и перестал накачивать подушку. Моторчик и вентилятор остановились. Джойс продолжала дышать, только теперь её дыхание стало глубже и медленнее, как у человека, который пытается вдохнуть в помещении, лишённом воздуха. Маска внутри запотела.
…два… один.
Это были долгие две минуты, и Доминик всё это время продолжал сжимать тонкую худенькую ручку и молиться, боясь посмотреть Джойс в лицо. Он боялся увидеть, что снотворное вдруг перестало действовать и что она открыла глаза и смотрит на него, не понимая. Боялся увидеть, что в последние минуты жизни ей страшно и больно, и похолодел, когда рука её в его руке вдруг задрожала. Но когда он услышал, что дыхание её стихло, и открыл глаза, то увидел совсем не то, чего опасался. Вместо агонии смерти от удушья он увидел спокойное личико Джойс. Смерть забрала её тихо и нежно.
Разноцветные пиксели на чипе, вживлённом в грудную клетку девочки, больше не описывали узоры, экран потух.
Доминик прижал к лицу тоненькую безжизненную руку и в последний раз поцеловал сухую ладошку. Всё было кончено.
