Доминик громко выдохнул.
– Слушай, то фото…
– Я знаю. Рошер мне сказал. Это ничего.
– Я не тот, кто должен тебя целовать. Ты меня совсем не знаешь. И я для тебя уже стар.
– Ты меня уже целовал.
– Это не то.
– Пожалуйста. Мне остался всего год. Может быть, полтора.
У Доминика сердце кровью обливалось, когда он глядел в эти грустные глаза, в которых блестели слёзы. Он облокотился на вторую руку и навис над девчонкой. Горбатый нос потёрся об аккуратный носик. Едва их губы соприкоснулись, как пальцы Каана быстро скользнули по рёбрам девушки.
Джойс громко засмеялась, забрыкалась, а Доминик продолжил её щекотать.
– Прекрати, прекрати! – захохотала она, замахав руками, схватила подушку и стукнула ей капрала по голове. Доминик стерпел это нападение и снова принялся атаковать рёбра Джойс.
Она ушла от него только через несколько минут, вся в перьях, лохматая, счастливая, а Доминик остановил её в дверном проёме.
– Знаешь, если Артур так и продолжит играть в недотрогу, – сказал он, держа её за подбородок, – тогда приходи, и мне ничего не останется, кроме как поцеловать тебя первым. К тому же я всякое умею. И не только губами.
– Фу! – оттолкнула его Джойс, а Доминик напоследок наградил её привычным целомудренным поцелуем в лоб, а после вернулся к вожделенным сигаретам.
Глава 20
Одной из его последних жертв едва исполнилось шестнадцать. По крайней мере, на вид ей было не больше. Девочка, беленькая, с голубыми глазами – совсем нетипичная внешность для кантамбрийки. Нашёл её в лесу случайно. Отошла от своего лагеря, чтобы набрать воды из ручья, там он её и увидел. REX-9 ему вкололи уже три часа назад, но его действие он всё ещё ощущал – чувствовал себя богом. Бессмертным, всесильным и злым богом. Сидел в темноте, курил и наблюдал, как она возится с ведром. Хорошенькая, хоть и лохматая. Такие они, девушки войны, живущие в лесах. Чумазые, нечёсаные, в глазах страх, оборачиваются на каждый шорох, в руке нож. Но он её не спасёт. Он всегда умел подкрадываться бесшумно, как лис. Так случилось и в этот раз. Подкрался, схватил, зажал ей рот намотанной на руку тряпкой, чтобы не прокусила. От удара о ствол дерева она сознания не потеряла, но так и лучше. Доза REX-9 внушила, что стонала она от удовольствия, что лицо её было залито не слезами, а потом. А может, и слезами, тогда уж пусть ревёт, да посильнее – во рту-то всё равно кляп, никто не услышит. Одной рукой раздевать её было неудобно, но опыт в подобном деле оказал ему услугу. Грудь в синяках, исцарапаны бёдра, на губах и шее следы зубов, между ног всё в крови – девственница попалась.
– Сладкая штучка, – сказал он на ломаном кантамбрийском и вынул из ножен испачканный запёкшейся кровью нож, дав ей понять, что судьба её решена. Закричала. Вырвала руку. Удар. Темнота.
Когда он очнулся, была уже глубокая ночь. Кости ломало так, будто его тело пропустили через мясорубку. От адской боли во всех мышцах, суставах, в каждой клеточке под кожей, в глазах вспыхивали яркие искры. Ком тошноты подкатил к самому горлу, и его стошнило прямо на кусок бревна, где совсем недавно плакала изнасилованная девочка. В ушах стоял звон, будто кости черепа были стенками старого колокола. Перед глазами всё плыло и кружилось. Исколотая рука горела, словно её окунули в кипящую лаву. Зверёнышей Кайны предупреждали, что эта ломка может убить. Его снова стошнило, теперь одной кислотой. Он отполз в сторону и упал лицом в мокрую траву. Похоже, пока он был в отключке, прошёл дождь. Его одежда промокла. Было холодно. Вода. Он дополз до ручья и жадно принялся пить, подгребая руками воду вместе с листьями и землёй. Девочка… Её уже не было, а там, где она лежала, валялся камень, которым она врезала ему по виску. Если не сдохнет от ломки, уже никогда не вытравит её заплаканное лицо из своей памяти. Голова раскалывалась, будто в неё вбили здоровенный ржавый гвоздь. Он опрокинулся на спину. Лица всех, кого он истязал и убил, обрушились на него, как лавина камней, с обжигающей ясностью и яркостью тысячи солнц вспыхивали у него в голове.
– Нет! НЕТ!..
Ему нужна доза! Ещё одна доза.
Потом перед глазами всё закружилось, завертелось и исчезло во тьме.
Очнулся он на восходе, едва ленивое солнце выглянуло из-за горизонта, видневшегося в дырке между деревьями. Он лежал тихо – боль почти прошла. Говорили, она убивает, а он выжил. Выжил всем назло. Незаслуженно. Голову словно ватой набили, глаза заслезились от нестерпимого ядовитого рассвета. Он тихо встал, натянул штаны, нашёл свой нож и сунул его обратно в ножны. Шёл, как пьяный, хватаясь за ветки и сучья. До базы было минут сорок пешком. Он уже знал, что должен сделать. Такого не должно больше повториться. Никогда и ни с кем. Говорят, Адлер со своим отрядом уже близко. Хорошо. Он его подождёт, лишь бы успеть сделать то, что задумал. Бензин и оружие там есть, только бы хватило времени. А потом хоть расстрел, хоть виселица, лишь бы не иголки – и тогда последний Зверёныш Кайны исчезнет.
Глава 21
Доминик не явился на ужин, предпочтя провести это время на стрельбище, где, поглядывая на часы, обстреливал мишени, представляя вместо каждой из них лица Романа, Рошера и Авроры. После того, как он поразил все чёрные круги, ему стало легче. По крайней мере, буря гнева, бушевавшая в его груди, стала потихоньку уступать место чувству, отдалённо напоминающему спокойствие или удовлетворение от отчасти сбывшейся мести.
На заднем дворе он закурил и заметил новое сооружение, напоминающее собачью конуру. Рядом лежал Барашек. Чистый и вычесанный, с красивым ошейником.
Доминик подошёл к животному и медленно сел. Пёс зарычал и бросился на посягателя на свою территорию. Цепь натянулась и остановила собаку в считанных сантиметрах от лица эвдонца. Каан сунул в рот сигарету, выпустил клуб дыма в слюнявую морду и горько усмехнулся, глядя на изрядно пожёванную цепь:
– Добро пожаловать в мою жизнь.
Вечером он снова тайком взял видеозаписи с камер наблюдения из жилых комнат и нашёл единственный кадр, где Джойс, устало развалившись на кровати под искрящимся на водной ряби солнцем световой прикроватной панели, читала очередной исторический труд о Ложном короле. Доминик знал, что уже завтра она доложит ему свои измышления насчёт Ночной Гарпии, её любимого персонажа хроники Средневековья, и был готов слушать. Он вынул из видео кадр, где она распустила по подушке свои кудряшки, и сохранил в свой личный планшет за новым кордоном из нескольких паролей. Это была единственная форма близости, которую он сам себе позволил. Она не Кайса.
Сидя в звенящей темноте своей комнаты без сна, в ожидании нужного часа, при воспоминании об эллари он почувствовал, как по его спине заскользил неприятный холод. Она говорила ему страшные вещи. Вещи, о которых Доминик хотел бы забыть.
