– У вас всё? – прервал его болтовню Доминик.
– Всё.
– Завтра подполковнику понадобится отчёт, о чём они ещё говорили.
– Так точно, – ответил наблюдатель и посмотрел на часы. Они показывали ровно десять. Он нажал на зелёную кнопку на пульте управления, и в ту же секунду в казарме раздался звуковой сигнал, уведомляющий о начале отбоя.
Доминик поднялся с кресла и покинул наблюдательный пункт.
Ночью Айле снова не спалось – сомкнуть глаза не давала докучливая ломота в затёкших суставах. Матрас пах дезинфицирующим раствором, и этот въедливый запах щекотал ей ноздри. Всё время хотелось чихнуть. Лампы над кроватью светили приглушённо, отдавая ровно столько света, сколько нужно, чтобы ночью найти дорогу в уборную и обратно. В коридорах было тихо, только едва слышное дыхание спящих нарушало звенящую тишину. Одна девушка, что спала в самом конце, кажется, это была Мира, иногда вздрагивала во сне и стонала, а Эрнан время от времени просыпался и поднимал голову над подушкой, как сторожевой пёс, проверяя, всё ли в порядке, и удостоверившись, что всё тихо, возвращался ко сну.
К середине ночи Айла вся извертелась под одеялом, сбив простыню в комок. Наконец, бросив попытку найти удобное положение, она улеглась на бок.
– Да что же это? – прошипела она, проведя ладонью по простыне, где непонятный прямоугольник впивался ей в рёбра, будто протёртую дыру на матрасе залатали куском жёсткой кожи. Под её рукой прямоугольник сдвинулся с места. Она провела по его краям пальцами – три ровные грани, четвёртая будто скошена. В темноте она нащупала стёганый край матраца и скользнула туда рукой. Длинные пальцы коснулись угла какой-то картонки. Айла продвинулась вглубь, ухватила угол и вытащила листок. Из прикроватной тумбочки она достала небольшой фонарик, предоставленный Пирамидой, забралась под одеяло и включила свет.
Это оказалась фотография, оборванная с одного края. Снимок был не старым, но сильно истёртым, будто несколько раз подвергался стирке. Фото было сделано на «Полароид» – странно, что ими ещё кто-то пользовался. Наверное, достали у какого-то старьёвщика.
На снимке была запечатлена скуластая девушка на вид чуть старше Айлы, на чьей голове красовался будто подстриженный опасной бритвой в темноте боб-каре. Огромные раскосые серебряные глаза делали её похожей на существо потустороннее, подобно народу эллари, который когда-то жил на востоке за горами. «Точно, эллари, – подумала Айла. – Разве они ещё живы?» Волосы девушки были почти белыми – она была самой светлой блондинкой, которую Айле приводилось когда-либо видеть, – а шея длинной и тонкой. Судя по чёрному воротнику-стойке, девушка эта была из военных, но Айла не припоминала в казарме кого-то похожего на неё. Кто она? На шее девушки – пожалуй, слишком властно, но не без какой-то интимности – лежала мужская рука, будто тот, кто остался на оторванной половине снимка, пытался оттеснить незнакомку, и та успела сделать снимок в последний момент. Почему её фото оказалось спрятанным под простынёй?
Айла поджала губы. «Странно», – подумала она, выключила фонарь и отложила его вместе с фотографией в тумбочку. Сразу после этого её сморил долгожданный сон.
…Её глаза были устремлены в помутневшее пасмурное небо, по которому, повинуясь порывам холодного ветра, скользили невесомый серый пепел и густой чёрный дым, сквозь которые пробивались яркие пучки искр, вылетающих из зияющей раны полыхающей позади Пирамиды. Она не видела её искорёженный взрывом стеклянный бок – она лежала на асфальте, раскинув в стороны руки и ноги, как выброшенная на помойку тряпичная кукла, и пыталась сделать вдох, но лёгкие отказывались повиноваться её воле и болели, словно раздавленные о позвоночник.
Всё её тело, истерзанное взрывом, кровоточило, но боль от свежих рваных ран для неё теперь была не более, чем далёким эхом сознания, которое, словно океанская волна, постепенно утягивало её куда-то вглубь и оставляло лишь опустошённое, как ненужную использованную оболочку, тело. Вокруг слышался шум, похожий на гул сирены, но он звучал где-то там, далеко, словно отделённый от неё толщей воды.
У её командира было лицо Кая. Он суетился рядом, пытаясь потушить её вспыхнувшие в огне волосы голыми руками. Она уже не чувствовала, как его дрожащие холодные руки резким движением разрывают на её шее воротник, чтобы дать ей вздохнуть, как и не чувствовала, как он хлопает её по расцарапанным при падении щекам, не слышала, как он зовёт на помощь. Она чувствовала только нестерпимый запах палёной пластмассы, пыли и крови и видела, как мир перед её взором темнеет, превращаясь в густую массу разрозненных образов, за которые всё ещё цеплялся её мозг.
Айла закрывала глаза и проваливалась в темноту, а через мгновение проснулась с чувством, будто только что умерла. Схватила с тумбочки фотографию в рамке, провела пальцем по щеке брата. В общей спальне было неуютно и одиноко, хотелось юркнуть к брату под бочок, как раньше.
«Смирись, что ты теперь одна».
Она отложила фотографию, накрыла голову руками и заплакала.
Глава 14
Утро началось с неприятного инцидента. Когда Айла проснулась, то увидела, как Элора, о которой накануне говорил Эрнан, бесцеремонно крутила в руках её снимок. Как выяснилось позже, она была одной из фавориток подполковника, что, по всей вероятности, в её представлении упраздняло для неё право других на неприкосновенность личных вещей.
– Что надо?
– Любовник твой, что ли? – Грубо очерченный касарийский рот Элоры искривился ухмылкой, а глаза сощурились, как у кобры.
– Ньети Бела, отстаньте от ньети генерал, – пробухтел со своей койки Рэд.
– Поставь на место. Это мой брат.
– У меня есть брат, и меня он так не целует.
Айла не успела выхватить у неё снимок, как к её кровати подошёл парень с точно таким же подбородком, как у Элоры, молча отобрал у неё чужую вещь и так же, молча, вернул её на место.
– Ингейр? – возмутилась касарийка, но тот не ответил и удалился.
– Не смей брать мои вещи, – оскалилась Айла.
Элора фыркнула и отошла.
Когда все пришли в столовую, Роми и Таша сели за соседний от Эрнана стол, уговаривая обучить их игре в покер, чем отвлекли его от увлекательнейшего процесса любования сонной Ашантимой с минимального расстояния. За его же столом, на самом углу, сидел и всё время что-то царапал карандашом на салфетке Саул. Был он такой же молчун, как и Ингейр, только в отличие от брата Элоры от его молчания веяло каким-то замогильным холодом, а его рокочущий смех, раздававшийся в ответ на каждую удачную шутку Эрнана, и вовсе вызывал стойкую ассоциацию со склепами и шумными привидениями, гремящими цепями в ночи. Айле он напомнил соседа, который жил почти отшельником в доме напротив и целыми днями протирал и переставлял на полках чучела птиц. Делал он их сам, отлавливая пернатых на заднем дворе самодельными силками. В городе многие так делали, только этот ловил птиц не ради того, чтобы съесть, а потому что ему просто нравились чучела, мясо же он отдавал местным котам. Жуть. Айла бы не удивилась, если бы узнала, что дома Саул тоже хранил похожие мрачные реликвии, и потому с подозрением глядела, как к нему ласкалась Букашка.
