Швейные ателье для мужчин обеспечивали наряду с готовым продуктом и все материалы для его изготовления; то и другое долго казалось неразделимым. Мужчины не размышляли дома над журналами мод, не спешили потом в магазины тканей — один, другой, третий, — не изучали материи и нити, не подбирали в других магазинах подкладку подходящего оттенка, не сравнивали толщину отделочной тесьмы или размеры пуговиц. Им нужно было всего-навсего пойти к портному и заказать костюм. Дизайн костюма подразумевал всего лишь один из вариантов уже имевшейся формы; зачастую это означало просто другую ткань или другую отделку, предложенную самим портным. А дальше уже ателье брало в свои руки весь процесс, от начала до конца.
Ворт, за которым стояли английские портняжные традиции, усвоил из них простую идею линии одежды для потенциальных клиенток из тканей и отделочных материалов, имевшихся в его собственном магазине. Таким образом он стал первым настоящим «дизайнером», который создает группу завершенных композиций исключительно посредством собственного воображения. Ворт обладал воображением художника, создающего произведение искусства, — воображением, охватывающим все аспекты того, как его композиции будут выглядеть. Клиентке остается лишь выбрать, какой именно из фантазий модельера она пожелает стать.
С тех самых пор мужчина-дизайнер одежды пользуется у женщин огромным престижем. Этот престиж основан на достижениях тех, кто сделал женщин привлекательнее как в глазах мужчин, так и в их собственных глазах, а не просто фокусировался на собственных изобретениях. Дизайнер-мужчина, казалось, создал саму женщину, сделал ее такой, какой она была в своих заветных мечтах. Наибольший восторг и обожание вызывают те дизайнеры, которые создают готовую одежду для многих женщин, способную выявить уникальное очарование каждой покупательницы.
Очевидно, что, когда женские наряды создавались при посредстве портних, ни одна из них и мечтать не могла о высокой репутации, какую приобрели кутюрье-мужчины. Неудачное сотрудничество своенравной клиентки и покорной или бесталанной портнихи иногда вело к уродству и дисгармонии, чего не могло произойти с мужчинами, которым шили хорошие портные. Модницы порой выглядели смехотворно, модники — никогда. При огромном богатстве возможностей трудно сделать визуальный выбор без наметанного глаза и уверенного руководства, внешнего или внутреннего. Женщин такая широта возможностей порой подводит — тогда и сейчас.
Но если волевой, самостоятельно мыслящий мужчина-дизайнер, обладающий глазом художника и рукой опытного портного, берет на себя руководство женским вкусом в одежде, то женщины, решившие одеваться у него, окажутся под надежной защитой. Вульгарности, тщеславию, одержимости, робости или расплывчатости вкусов не будет позволено взять над ними верх. Женщины-клиентки могут полагаться на превосходное мужское понимание дизайнером их визуальных возможностей, естественным образом подсказанное мужским желанием. Потому феноменальный успех Ворта неудивителен. Он использовал в качестве манекена собственную хорошенькую жену, выводя ее в свет в созданных им платьях и тем самым демонстрируя качество своего творческого воображения. Размах фантазии в его творениях действительно гораздо больше, чем в работах портних — его современниц и представительниц предыдущего поколения. Создается впечатление, что он сочинял женские образы вплоть до мельчайших и тончайших деталей.
Действительно, ситуация в парижской моде середины XIX столетия, сложившаяся в результате успеха Ворта и продолжавшаяся еще в течение века после него, имела заметные параллели с миром художественной литературы и искусства того времени. Писатели создавали незабываемых женщин, казавшихся более реальными и притягательными, страстными и убедительными, чем живые люди. Анна К. и Эмма Б., Кармен и Нана, Дэзи, Изабель и Олив, Тэсс из рода д’Эрбервиллей и Лиззи Хэксем — все наполнены подлинным физическим содержанием. Живописцы, конечно же, всегда занимались тем же — от Боттичелли и Рубенса до Энгра и Курбе, для каждого из которых живые модели были возможностью расширить и усовершенствовать великолепную фактуру авторской фантазии.
Ворт только подтвердил ту идею, что самые интересные женские образы рождаются из конкретных мужских желаний. Женщины вовсе не стремились отвергнуть эту идею — ведь ее, с присущим ей античным эротизмом, излагали со времен Овидия, автора истории Пигмалиона, или даже со времен появления жестокого мифа о рождении Афины. Не все женские образы, созданные мужчинами-художниками, эротичны, однако процесс их создания эротичен сам по себе, и женщины многократно на него откликались. Быть творением мужчины — значит тесно соучаствовать в его сексуальности, кем бы ты ни оказалась в результате этого акта творчества. Это захватывающая и опасная перспектива. Именно так считали клиентки Ворта, и именно так считают клиентки Кристиана Лакруа. Мода, как мы уже выяснили, основана на риске.
В том, что мужчины шьют женскую одежду, не было ничего нового — они делали это и в прежние века. Однако в былые времена главную роль всегда играла клиентка, а портной оставался всего лишь неизвестным ремесленником, иногда одаренным, иногда не очень. У нее, как и у всякого постоянного клиента, были собственные идеи, поскольку журналов мод еще не было. Портной просто подчинялся распоряжениям заказчицы — может быть, подсказывал и давал полезные советы по поводу того, что носят другие. Но ближе к концу XIX века, в период бурного расцвета творчества мужчин-кутюрье, именно дизайнер выходил на первый план и его вдохновенное внимание возвышало клиентку. Расцвет и стал возможен благодаря атмосфере восхищения мужчинами-творцами и женщинами — их творениями. На смену старому представлению о том, что пошив одежды не что иное, как ремесло, пришла новая, неизвестная прежде связь между дизайном одежды и искусством. Эту идею упрочил Ворт, который явно считал себя творцом и вел себя с театрально-артистическим высокомерием. Следующим ее последователем, пусть и совершенно иначе, стал Жак Дусе.
Дусе был тонким знатоком искусства, другом многих художников — достаточно сказать, что он являлся первым владельцем «Авиньонских девиц» Пабло Пикассо. Его изысканные, утонченные платья напоминали об элегантности салонов XVIII века. Они демонстрировали не только тяжелую власть больших денег, но и легкую, неуловимую власть подлинного остроумия и вкуса. Женщины, которые одевались у Дусе, чувствовали себя в этих платьях умными и очаровательными; клиентки Ворта — роскошными и удачливыми, как принцессы. В результате набирала популярность идея, что дизайнером женской одежды должен быть только мужчина, талантливый как Толстой или Флобер, гениальный сочинитель женских образов, способных захватить мужское воображение. При этом оставалось важным, что, как мы уже отмечали, одежда в глазах наблюдателя всегда сливалась с ее носительницей. Женщины, чьи самые ослепительные внешние эффекты созданы дизайнерами, могут уверенно рассчитывать на немедленную похвалу и искренний интерес. То же можно сказать о женских образах, созданных писателями и художниками, о лучших плодах авторского воображения, которые начинают жить собственной жизнью.
Однако к середине XIX века из-за присущего романтизму разделения полов усилилось распространяемое расхожими мифами и подкрепленное великим искусством и литературой пагубное представление, что женщина — личность, у которой могут быть самые разные человеческие свойства. Женщин традиционно втискивали в узкие рамки мужских предубеждений. Рассуждая об одной из них, выводили обобщения обо всех женщинах — или как минимум обо всех женщинах определенного толка. Женщин делили на категории: святые, жертвы, блудницы, ангелы, демоны или бездушные феи, воплощения беспощадной мощи природы или божественной любви, порочности или мудрости, утешения или дьявольской мести — все это без каких бы то ни было психологических оттенков или сложной моральной подоплеки. Следовательно, от женщин как от физических сущностей в романтическую эпоху ожидалось, что они должны выглядеть как детализированные конкретные отражения мужских абстрактных и разделенных на категории страхов и мечтаний, связанных с женским полом.
