Но по крайней мере я не опозорилась.
— Анна Андреевна…
Поворачиваю голову; из двери, ведущей в туалет, неожиданно выплывает высокая женщина, лицо которой мне слишком хорошо знакомо.
Марк постарался.
Сколько она здесь просидела? Я уверена, что Давид проверил все помещения перед тем, как пустить меня на этаж. В этом крыле должны были быть только мы трое: я, Давид и журналист.
Выдыхаю со странной, несвойственной мне улыбкой на губах. Она пряталась, сидя на унитазе?.. Эта красивая статная женщина, обладающая внушительным пакетом акций?..
— Я вас знаю? — спрашиваю, не отрывая глаз от собственных рук.
Нужно тщательно смыть пену с кожи. Это намного важнее всего, что сейчас может произойти.
Не стоит отвлекаться.
— Уверена, знаете, если верить вашим собственным словам во время интервью, — с улыбкой отвечает Наталья Ивановна Поплавская, подходя ко второй раковине, — кстати, очень недурно получилось. Такая уверенность в ответах, словно Георгий Валентинович и впрямь растил вас с целью сделать своей преемницей.
Она слышала моё интервью.
Как она могла слышать моё интервью?..
— «Словно»? — переспрашиваю без интонаций, отрывая бумажное полотенце.
— Ну, мне-то известно, сколько времени Георгий Валентинович проводил на работе. У него просто не было возможности вырастить такую смышленую внучку, — продолжая улыбаться, отвечает женщина.
— Удивительно, как хорошо вам знакомо его расписание, — вежливо улыбаюсь в ответ, откидывая мокрую бумагу в урну, — вы сами его составляли?..
— Это не входит в мои обязанности, — скалится в отражении Наталья Ивановна и поправляет укладку на своих роскошных волосах.
— Уверена, не входит, — киваю с не менее вежливой улыбкой и иду на выход.
Что ж, похоже, я сегодня прошла обряд крещения…
А всё не так страшно, как казалось!
— Анна Андреевна, — неожиданно останавливает меня холодный женский голос.
Положив ладонь на ручку двери, поворачиваю голову в его сторону.
— Как хорошо вы знаете своего помощника… Давида? — через паузу спрашивает Наталья Ивановна, взгляд которой становится острым — я буквально ощущаю его спиной.
— Я не думаю, что это может быть темой для нашего разговора, — аккуратно подбирая слова, отвечаю.
— Почему? Вы не уверены в ответе? — хмыкает женщина, но я продолжаю чувствовать, насколько она напряжена.
Почему она напряжена?
— Мне интересно другое: почему вы им так интересуетесь? — разворачиваюсь к ней.
— Он был рядом с Георгием Валентиновичем при его жизни. А теперь он рядом с вами — после его смерти, — протягивает Наталья Ивановна.
— Вас удивляет его преданность? — спокойно уточняю.
— Нет, восхищает пронырливость, — сухо улыбается женщина.
Ничего не могу из себя выдавить. Почему она так сказала?.. Почему именно это слово?..
— Уверена, вы не в курсе, насколько он… пронырлив, — словно смакуя его, произносит Наталья Ивановна, — он успел побывать во многих кабинетах…
— Ему запрещено входить в кабинеты? — уже без всякой вежливости в голосе спрашиваю.
— Я имела ввиду те кабинеты, где начальницы женского пола.
Наталья-к-чертям-её-отчество растягивает губы в улыбке… в такой… сочувствующей, что ли, улыбке?.. Она смотрит на меня так, словно знает что-то, чего не знаю я.
И эта информация должна быть важна для меня.
— А это нынче преступление? — уточняю, стараясь держать лицо.
Почему меня начинает раздражать её облегающее платье винного цвета? Это как красная тряпка для быка. Она специально выводит меня из себя?
— Нет, конечно, — вежливо отвечает Наталья.
— Он был человеком моего дедушки. Он выполнял его поручения. Но, похоже, вас сильно задевает, что он обошел ваш кабинет стороной, — произношу ровным голосом, глядя ей прямо в глаза.
— Нет, меня задевает, что приближенным нашего генерального директора был человек, выдающий себя за адвоката. Но таковым не являющийся.
Стою, плотно сжав губы. Не спрашивать. Я не должна спрашивать. Я не должна вообще как-либо проявлять свой интерес.
— Я навела справки. Такого выпускника не было ни в одном вузе страны, — продолжает вещать Наталья.
— Вы хорошо постарались, — улыбаюсь одними губами.
— Зачем притворяться адвокатом? Это такое развлечение? — склонив голову, спрашивает эта женщина.
— Конечно. Я развлекаюсь тем, что придумываю себе профессии, — неожиданно произносит Давид за моей спиной.
Резко разворачиваюсь.
— Давид? — удивленно произношу.
— Вообще-то это женский туалет, — замечает Наталья Ивановна, вновь разворачиваясь к зеркалу и вновь поправляя свои светлые волосы.
— Вообще-то в этом крыле не должно было быть посторонних, — замечает в ответ Давид, спокойно глядя на неё.
— Посторонних? — с наигранным удивлением улыбается та, — Я — акционер этой компании. А вы?
— Вы хотите узнать, являюсь ли я акционером этой компании? — сухо улыбается Давид.
— Уверена, являетесь, — звучит странный ответ.
— Простите, я обычно не распространяюсь о своих активах. И своим дипломом обычно не обмахиваюсь от жары. Но если вы когда-нибудь захотите взглянуть на него…
— Уверена, к следующей нашей встрече вы его достанете, — прерывает его Наталья, затем неспешно обтекает нас и выходит в коридор, — до встречи на совете директоров, Анна Андреевна, — вежливо прощается она и прикрывает за собой дверь.
— Вы в порядке? — Давид разворачивается ко мне.
Он не выглядит выведенным из себя или сбитым с толку. Его вообще, по-видимому, не задели слова той женщины.
Мне бы его самообладание.
— Да… давайте быстрей доберёмся до дома, — отвечаю, опустив взгляд.
— Вы проголодались? — как ни в чём не бывало, предполагает мужчина, открывая передо мной дверь.
— Да… я бы перекусила. И отдохнула. Или наоборот, — киваю и выхожу из туалета.
Когда мы добираемся до пентхауса, я первым делом иду в свою спальню и снимаю с себя дорогущий брючный костюм с блузой. С легким омерзением стягиваю украшения и разбираю прическу на голове. Переодеваюсь в домашнее. Затем долго умываюсь. Стою, смотрю на себя в зеркало.
Я не могу быть настолько слабой.
Меня не должна настолько выбивать обычная провокация.
Возвращаюсь в комнату и беру телефон. Несколько минут сижу, глядя на экран. Затем набираю номер.