И так она это сказала, сверкнув тёмным глазом, тряхнув пушистой гривой, что у меня зашлось сердце.
– О чём думаешь? – спросил Геллан. Видимо, совсем выдохся, раз не покопался в моих мыслях.
– О Юле, – ответила честно. – Она… такая слабая и… ну, ты понимаешь.
– Нет, не понимаю, – кажется, кому-то хочется поиграть в дурачка-простачка. Ну-ну. Необъяснимый парадокс: меня странно взбодрило его поведение.
– Она жалела, что не пошла с вами. Какой от неё прок? От меня было бы больше пользы, но ты меня не взял. А от её предложения не отказался, хоть и видишь, что боец из неё, мягко говоря, никакущий.
Я ловлю его взгляд. Тот, что из разряда странных. Геллан как будто не понимает меня, а потом шумно выдыхает, объясняя то, что для него и так очевидно:
– Часто мы смотрим на внешность. Видим лишь оболочку: красивое лицо или уродливые шрамы, сильное тело или некое несовершенство. Не хотим или не можем увидеть главное – скрытый потенциал или достоинства. Юла кажется слабой из-за физических изъянов, хотя здоровые мохнатки вызывают трепет и восхищение. Они напоминают тебе полубогов. Юла такая же, поверь. Сильная, ловкая, изворотливая. А ещё сметливая, хитрая и бесстрашная.
Если помнишь, её поймал Раграсс. Ему легче было её выследить и прижать, потому что они похожи. Думаю, в большинстве случаев она уходила безнаказанно. Рассчитывала свои силы, а не надеялась на удачу.
– Но кто-то же переломал ей однажды ноги, – возражаю из чистого упрямства.
– Сомневаюсь, что это результат неудачного воровства, – Геллан знает больше, чем говорит, но попробуй из него лишнее слово выдавить! Намёк, и то слабый. – У тебя ещё будет возможность увидеть её настоящей. Такие слов на ветер не бросают.
– Лучше бы обходили нас стороной ситуации, когда Юла сможет развернуться во всей красе, – вздыхаю тяжело и пытаюсь всмотреться в полутьму капюшона.
– Росса запретила снимать мимеи. Сказала, что позже, – отвечает он на мой пытливый взгляд.
– Болит? – старательно прячу тревогу, но голос всё равно неровный – вздрагивает и срывается.
– Нет, – мотает головой Геллан. – Тогда не почувствовал, сейчас щекотно. Хочется содрать всё.
– Терпи, – прошу его и вскрикиваю: неизвестно откуда вырастает дедок в белых одеждах. Ни дать ни взять – неупокоенное привидение: сухой, беловолосый, чуть ли не светится. Неваляшка нервно всхрапывает, пятится задом и нахлобучивает уши на глаза. Вот же трусиха!
– А вот и та, о которой ты не захотел говорить, стакер. Чужачка.
У деда скрипучий голос. Тронь – и рассыплется, как трухлявое дерево. И не понять: пренебрежение в нём звучит или удовлетворение.
– Небесный груз, – голосом Геллана можно сучья рубить. – Твои предсказания не лгут?
– Предсказания никогда не лгут, – лыбится странный дед, – трактуются не всегда верно. Например, в нашем говорится, что вместе с чужой девой падёт на город беда. Чуешь подвох?
Я вижу, как каменеет Геллан. Если бы взглядами убивали, дедулька б уже валялся бездыханный.
– Дедушка, – влезаю я в разговор, потому что мне не нравится эта странная перепалка и то, как Геллан на неё реагирует. – Если бы каждый раз, когда в город входят чужие девы, падала беда, от вас бы уже мокрого следа не осталось.
Старикашка явно не пришёлся по душе Неваляшке – лошадка упорно продолжала пятиться задом. А потом меня вообще Геллан с Савром собою прикрыли.
– Беды приходят не от дев и не с девами, – слышу я его отстранённый и будто чужой голос. – Легко спихнуть все обиды на кого-то. Сложнее увидеть истину. Из-за этого всё и происходит. Если бы не Индаруллина, мирные жители растерзали бы стакеров. Да, они убивали, но не по своей воле. Но стал бы кто в этом разбираться? Ты спросил, кого не хватает среди нас. Знаешь, почему я не ответил?
Прозрачные, почти белые глаза у старика теплеют. Не знаю, возможно ли это, но ощущение именно такое.
– Я не ошибся в тебе. Юный, но мудрый. Езжайте с миром. У предсказания есть продолжение, мальчик: «Не гоже веткам одного дерева жить врозь. Чем меньше сучьев, тем слабее ствол. И никакие корни не спасут, если без конца рубить дерево до пня».
Дед исчезает внезапно. Словно его и не было на дороге. Может, он и впрямь дух?..
– Он живой, Дара. Таких почти не осталось на Зеоссе. Среди мужчин, – Геллан опять отвечает на мои мысли. Видимо, ему лучше. – Он тот, кто пил силу из Жерели. Когда-то. Очень давно. До некоторого времени ему проще было притворяться просто стариком. Думаю, он немало сделал, пока в городе царила неразбериха. Пригодилась сила. И никто не задался вопросами, откуда это в нём.
А я снова подумала, что лучше жить тихо и спокойно. Оставаться просто стариками или детьми. Никогда не проявлять никаких чудес и скрытых возможностей, если они – всплеск, следствие каких-то страшных катастроф или потрясений.
Геллан
Они снова заночевали почти посреди дороги. Ехали так долго, как могли, стараясь оказаться подальше от Спирейта. Почему-то всем чудилось: чем дальше они отъедут от разгромленного города, тем лучше. Как будто расстояние могло стереть горечь и горе; разрушенные дома и погибших людей. Как будто оставленное позади может превратиться в плохой сон: раз не видишь несчастье, значит его не существует. Но каждый из них знал: от такого не убежишь. Просто иллюзии помогали справиться с потрясением.
Остановились на ночлег, когда поняли: животные устали, и если продолжать путь, то вскоре не обойдётся без потерь. Тем более, место попалось очень удачное на пути: ряд гротов, безжалостно иссечённых временем и ветрами. Разместились с комфортом, в укрытии. А потом выяснилось, что им повезло дважды.
– Горячие источники! – сверкала глазами Росса и азартно щёлкала пальцами. – Какая шикарная возможность! Может, побудем здесь немного? Неплохо бы постирать, помыться!
– Завтра будет видно, – Геллан привык к осторожности. Не хотелось дать обещание, а потом забрать его, если вдруг окажется, что ехать вперёд – важнее, чем устраивать банно-прачечный день.
Измученные долгим днём и событиями, решили поужинать, чем придётся: чтобы приготовить горячую еду, не нашлось ни сил, ни желания. Сон сморил всех почти сразу.
В облюбованном для ночлега гроте было тепло. Костёр развели маленький, в силу привычки к живому огню.
– Здесь и пол тёплый, и стены, – сонно притрагивалась Дара к нагретым камням.
– Это необычное место. Их немало на Зеоссе. Сосуды тверди – так их называют из-за горячих подземных вод. – пояснил он, помогая Небесной улечься поудобнее. Девчонка совсем разомлела и напоминала безвольную куклу. Геллан ничего не мог с собой поделать: испытывал радость, имея возможность прикасаться к ней. Пусть заботливо, как старший брат. Точно так он укладывал Милу. Сестрёнка чувствовала себя намного лучше, и он от счастья затаивал дух, страшась слишком явно радоваться.