Может, она продала его, чтобы спасти жизнь себе и Рине? Может, боялась, что не справится с мощной стихией, живущей в нём? А может, её обманули?
Ренн ни за что не признался бы себе, что мечтает услышать: его украли, отняли, лишили семьи, а матери и сестре подправили память. Последние события и рассказы Рины давали ему сладкую возможность очень глубоко в подсознании взращивать именно эту фантазию.
Он, взрослый и самостоятельный, с силищей огромной, хотел положить голову на материнские колени и забыться, чувствуя, как пальцы той, что его родила, перебирают его длинные волосы. Мечта недолюбленного мальчика, что грезил ночами о далёкой семье.
Бредущих впереди путников Ренн заметил издалека. Две тёмные точки на белом. Всего две, но он напрягся. Ничего не почувствовал особенного, просто насторожился, машинально охватывая цепким взглядом пустынную дорогу.
– Всего лишь бродяги, – тонко улыбнулась Леванна Джи, но он не разделял её беспечности.
– Лучше тебе придержать коня, – посоветовал он ей и кивнул Леррану, что уже скакал вровень с Леванной. В последнее время хмурый бывший властитель неуклонно следовал за проводницей, словно привязанный невидимым канатом.
– Последи за ней, – то ли попросил, то ли приказал Ренн, вырываясь вперёд.
– Может, я всё же обойдусь без лишней опёки? – ударило в спину возмущение девушки, но он не стал оборачиваться и отвечать: споры сейчас ни к чему. Рядом застучали копыта горячего жеребца и мелькнул чеканный профиль Раграсса. Его помощь будет не лишней, если их ждут неприятности.
Фигуры на дороге обрисовались чётче. Женщины. Две женщины в утлых плащах бредут не оглядываясь. Какая-то обречённость в их неспешном передвижении.
На какой-то миг Ренн растерялся, когда понял: одна из них с трудом переставляет ноги, тяжело опираясь на костыли. Вторая – слишком худа и бредёт, сгорбившись под тяжестью довольно тощей заплечной сумы.
Бродяги, как и сказала прозорливая Леванна Джи. Вероятно, у проводников чутьё на подобных путников. Ренн почувствовал себя неловко, когда они с Раграссом заехали с двух сторон. Здоровые мужики на жеребцах и жалкие нищие.
Девушка на костылях повернула к нему лицо. Порыв ветра сорвал с головы капюшон. Бронзовая с золотым отливом кожа. Шапкой стоящие жёсткие пружинки тёмно-красных волос, выбритых на висках. Отчётливая синяя жилка справа, убегающая за нежное ухо и прячущаяся под чёрной повязкой. Единственный чёрный, как уголь, глаз смотрит весело и немного насмешливо.
– Что, маг, не нравлюсь? – спросила девица неожиданно низким, с хрипотцой, голосом и улыбнулась, скаля на миг показавшиеся маленькие клыки. Не трансформация, нет. Всего лишь строение зубов, часто встречающиеся у хищных мохнаток.
Ренн всматривался в необычное лицо и почему-то думал, какой зверь сидит внутри немощного тела. И сидит ли: искалеченные мохнатки нередко теряли свою вторую ипостась.
– Нравишься, – ответил твёрдо и мазнул взглядом по второй фигуре, возле которой гарцевал на коне Раграсс.
Девушка явно боялась горячего жеребца, сжалась, втянула голову в острые плечи. Лица не разглядеть под низко надвинутым капюшоном. Зато хорошо видно, что она истощена до крайности: утлый, не по погоде, плащик висел мешком, скрывая фигуру, и всё же подчёркивал костлявость в линии плеч и хребта. Тонкая ткань, натянувшись от согнутой в страхе позы, обрисовывала позвонки.
– Куда путь держите? – спросил машинально, делая знак Раграссу отъехать немного в сторону.
– Дак куда и вы – в Спирейт, – продолжала улыбаться мохнатка, опираясь на костыль. Глаз блестел задорно и с вызовом. Вот уж кто ничего не боялся. Ни мага, ни его клячу.
– С чего ты взяла, что мы идём в Спирейт? – спросил, продолжая вглядываться в необычное лицо. Чёрная узкая повязка скрывала правый глаз. Сидела, как вторая кожа.
Особая магическая ткань – он видывал такие. Тонкие, мягкие, облегающие настолько плотно, что кажется – это роспись по телу, а не одежда. То же самое и здесь: узкая полоса кажется нарисованной блестящей краской. Странное сочетание – убогая одежда и эта баснословно дорогая штучка на лице.
– Дак тут только один путь, маг. Вряд ли вам захочется ломиться через кусты и опасные пустоши, чтобы обойти город стороной.
Его раздражал этот низкий, сипло-хриплый, словно надорванный, голос. Что-то смутно ему не нравилось, но додумать мысль Ренн не сумел: Дара и Геллан рядом. Вместе, как неразлучные близнецы.
– Ой! – всплеснула руками девчонка, как только вскочила со своей лиловой кобылки. – Геллан, пусть они с нами, а?
Вот же жалостливая. Всех бы подобрала и обогрела. Голова дана этой девчонке явно не для того, чтобы думать, прежде чем рот открывать. Сердце говорит быстрее. И не всегда это хорошо.
– Вот спасибочки, – оживилась мохнатка и засуетилась, заглядывая доброй Даре в глаза: – Нам только до Спирейта, а дальше уж сами. Хитрая выжига. Не стала дожидаться, что скажет Геллан. Сразу смекнула, что стакер не посмеет отказать девчонке.
Дара выжидающе смотрела в голубые глаза. Ренн наслаждался этим немым разговором. Ему до боли в груди было радостно видеть Геллана слабым. Наблюдать, как дрожат его ресницы, как тщательно он маскирует взволнованный вздох.
Только очень внимательный взгляд мог уловить эти мелкие штришки. Ренн их ловил и почти злорадствовал. Может, радовался бы, если б мог. Но с недавних пор ненависть его к Геллану поутихла, стёрлась, стала бледной и почти не поднимала голову. Лишь изредка, но маг старался душить сейчас эти низменные порывы.
Он когда-то мечтал его унизить и растоптать. И, жалкому, сломленному, высказать в глаза всё, что копил внутри. А потом, прозрев, понял: ни к чему. Мелочно и недостойно. Тем более, что месть Геллану ничего не решала. Абсолютно ни-че-го. И почему-то после этого стало намного легче дышать.
Кровь не сотрёшь. От неё не откажешься, не отречёшься.
Ненависть прошла, а желание видеть его слабым – нет. Поэтому Ренн упивался, словно одержал пусть маленькую, но победу, разгадав Гелланову тайну.
– Хорошо, пусть идут с нами, – и кого Геллан хочет обмануть, когда разговаривает вот этим ровным, почти нейтрально-холодным голосом?
Девчонка благодарно кивнула головой – и он уже растаял, трепыхнул ресницами так, что аж энергия завихрилась. Как только искры не посыпались во все стороны.
– Пойдём, – тронула Дара безмолвную девушку за плечо, и та дёрнулась, как от ожога или удара плетью. Странная реакция. Так дёргаются только от боли или страха.
– Это Беза. Она… немного не в себе, – поспешила пояснить активная и деятельная мохнатка, что явно повеселела и оживилась, когда поняла, что не придётся плестись по зимней дороге. – И не очень любит, когда к ней прикасаются.
– А ты? – спросила Дара, обернувшись.
– А я нормально. Можешь потрогать, чтобы убедиться, – губы девушки тронула ироничная ухмылка.
