– Не надо морды, не надо заклятия, – вмешиваюсь я, потому что всё равно уже, считай, влезла в их высокие отношения.
Ренн смотрит с интересом, Алеста поднимает глаза. Два ждуна замерли, чтобы услышать великую истину.
– В следующий раз, как он назовёт тебя матушкой, вспомни, что Барку шестьсот пятьдесят лет! Уверена: сразу станет легче.
Алеста светлеет лицом и неожиданно хохочет. Её радостный смех ласкает слух. Много ли надо человеку для счастья?
Тем же вечером на барковскую неизменную «матушку» Алеста, не скрывая злорадной усмешки, выпалила:
– Дед! Отныне и навеки веков! Да я по сравнению с тобой – юная и прекрасная!
Барк дрогнул. Кажется, сработало!
– Как ты меня назвала, юная и прекрасная? – не веря собственным ушам, переспросил он.
– Дед! – с наслаждением повторила Алеста.
– Дед! – воскликнул Гай, издал удовлетворённый смешок и провалился в глубокий сон: малыш отключался моментально, как только сумерки спускались на землю.
– Какой я дед? – вскипел праведным гневом философ. – Выдумаете тоже!
– Такой же, как я матушка, – холодно отрезала Алеста и гордо задрала нос. – В шестьсот пятьдесят можно уже и прапрапрадедом стать. Так что я ещё и мягко, дедушка Барк.
Я видела, как в нём боролись разные чувства. Как искажалось лицо, а рот открывался, чтобы сказать что-нибудь едкое или меткое, но в какой-то момент он проиграл сам себе, расслабился и расхохотался.
Хохотал долго, вытирая невольно выступившие слёзы. Хохотал заразительно – никто не остался сидеть спокойно. Вторили этому чистому смеху.
– Знаешь, в чём сила, Алеста? – спросил он, отдышавшись и впервые назвав прорицательницу на «ты» и просто по имени. – Принимать жизнь, как есть. И не спорьте со мной, матушка, не стоит. Дедушка Барк знает в извращениях толк!
Тот вечер сломал лёд и превратил обиды в совместные пикировки. Кажется, обе стороны, соревнуясь в словесных баталиях, наслаждались самим процессом.
– Матушка Алеста! – нередко звал собеседницу Барк.
– Дед! – неизменно неслось ему в ответ.
И все нашорошивали уши в ожидании очередных словесных реверансов и кружев. Только Ренн хмурился и прятал грозовой взгляд под ресницами: ему не нравились ни эти беседы, ни споры, ни румянец на щеках прорицательницы, ни то, как эти двое смотрели друг на друга. А особенно не контролировал маг эмоции, когда Барк прикладывался поцелуем к Алестиным пальчикам.
Ревность – это да. Такое коварное чувство, в котором можно утонуть, если не умеешь плавать.
Глава 28. Время расправлять крылья
Геллан
Это были самые удивительные и спокойно-беспокойные дни, наполненные смехом, спорами, общими делами.
Зима начинала бушевать по-настоящему. Всё чаще снег не таял, прятал в сугробах дорогу. Порой приходилось туго: вначале разгребали заторы, а только потом двигались.
Пару раз Ренн и Рина шарахали магией, а потом он запретил им делать это: неизвестно, что ждёт впереди, и два мага, спустившие силу на придорожный снег, – непозволительное расточительство.
Они все словно очнулись. Испили какой-то живительной энергии, получили иное дыхание. Уставали под конец дня, почти падали, но продолжали смеяться и шутить.
Лопату в руки тоже брали все. Даже Йалис таранил широкой грудью сугробы, заодно выискивая сочные стебли растений, что продолжали томиться под снегом и оставались местами свежими, не тронутыми морозом.
Даже Лерран не сторонился. Работал сосредоточенно, сдвинув к переносице красивые брови. Он всё чаще оказывался рядом с молчаливой Леванной Джи. Та делала вид, что не видит его потуг, отчего холодный мерзавец темнел ещё больше.
Только Мила да Гай не привлекались к расчистке. Слишком малы и слабы. Мила часто куталась в меховой, почти до земли, плащ и дышала морозным воздухом, ловя скудные лучи солнца лицом. Бледный румянец изредка красил её щёки.
Геллан с тревогой наблюдал за сестрой. К счастью, она словно замерла, и её состояние не становилось ни лучше, ни хуже. Стабильно слабая и хрупкая. Кажется, тронь пальцем – и переломится. Но в девочке таилась сила. Искра. Он видел это по глазам – глубоким и почти синим.
Цвет изменился. Раньше по глазам сразу понимали: они брат и сестра. Сейчас у Милы глаза стали темнее, набирали краски темнеющего, но пронзительного в своей яркости неба, а у Геллана так и остались голубыми. Тонкая ниточка, что сближала их внешности, готовилась порваться. Он даже в душе не хотел признаваться, что боялся этого. Не хотел терять даже такую ничтожную связь.
Гаю понравилось пугать. Однажды он залез в сугроб и притаился, разглядывая кристаллы снега. Нотта устроила настоящий переполох, металась и бушевала так, что забивала собственными эмоциями весь эфир. Айбин морщился, словно у него болели зубы, и раздражённо просил:
– Угомоните, успокойте её кто-нибудь! Я не могу сосредоточиться, чтобы почувствовать малыша.
Пока он пытался сосредоточиться, Гая нашёл Йалис. Два ребёнка хорошо ладили, и, видимо, мшисту истерика Нотты не мешала.
– Задумался, – всплеснул ручонками идеально красивый мальчишка и заливисто рассмеялся, глядя на бледные встревоженные лица и Нотту, что готова была упасть в обморок.
Малыш хорошел на глазах. Куда ещё красивее – Геллан не понимал, но видел: с этим ребёнком возможно всё.
– Гай завораживает, правда? – восхищалась Дара, следя восторженным взглядом за юным пакостником. – На него даже сердиться не хочется. А он же понимает, мелкий террорист, пользуется этим.
Геллан не знал, что такое «террорист», зато знал, что такое «красивый», поэтому плотнее прятал уродливую часть лица под волосами и молчал, сжимая покрепче губы. Он бы не отказался, чтобы Дара хотя бы иногда одаривала его таким взглядом, но понимал: глупые мечты должны остаться мечтами, спрятанными очень глубоко.
– Ну, и долго ты будешь заниматься самобичеванием? – однажды лениво спросил Барк. – По-моему глубокому убеждению, давно прошёл срок твоего терпения и смирения.
Геллан промолчал, сделал вид, что не слышит. Зато Дара не захотела молчать.
– Что ты хочешь сказать этим? – девчонка аж потянулась к Барку, желая сунуть любопытный нос во все дыры.
– Хочу сказать, что мне надоело слышать, как он стонет по ночам, расправляя крылья. Это издевательство над собой. Он словно истязает себя добровольно за что-то. Зачем? Задаюсь сим философским вопросом и пока что не нахожу правильного ответа.
– И что ты предлагаешь? – Дара порой вцеплялась намертво, если проблема слишком её задевала. А задевало её почти всё. Неравнодушная Небесная с любопытным носом, что провертела дыру в его груди…
– Предлагаю прорезать отверстия в одежде и дать крыльям волю, – Барк, прищурившись, смотрел на Геллана, словно прикидывая, где можно будет сделать разрезы.
