– Недолго. Несколько месяцев.
Хрупкий, ломкий голос испуганной, страдающей девочки дико звучал в пустой комнате, отражался от стен и призрачно зависал под потолком.
– Глупая гусильда! – резко полоснул Айбин, злясь не понятно на кого.
– Что происходит? – тревожно спросил Ренн и сделал шаг вперёд.
Кровочмак отпустил Нотту, и та упала, отшатнувшись. Падая, пыталась прикрыть собою ребёнка, но измученное тело предало хозяйку – обмякло, и Нотта, завалившись на бок, наконец-то нырнула в благословенное забытьё.
Айбин поднял руку в предупреждающем жесте. Ренн замер, не доходя. Сандр продолжал стоять, выжидая, чем всё закончится. Хороший стакер, крепкие нервы. Молодец.
Он наклонился над свёртком, что неподвижно лежал на полу, взял его в руки и осторожно, слой за слоем, развернул тряпки.
Темнота дрогнула и радужно засветилась. Ренн удивлённо вскрикнул. Сандр хмыкнул. Айбин замер, не в состоянии оторвать горящего взгляда от малыша.
– Кровочмак первородный, – сказал тихо, словно сам себе.
– Она родила ребёнка от одного из вас? – поинтересовался Ренн. В голосе пробивалось любопытство.
Айбин обернулся и пристально посмотрел на мужчин, что стояли неподалёку.
– Я сказал: первородный и не стал уточнять, по какому из родителей.
– И что это значит? – Ренн сегодня явно выказывал нетерпение, что на него не походило.
– Это значит, что его родители – отец и мать – кровочмаки, – пояснил Сандр и, шагнув вперёд, склонился над Ноттой, что лежала в глубоком обмороке.
Ренн
– Этого не может быть! – слишком большое потрясенье, чтобы промолчать. В последнее время цепь событий насыщенным вихрем ломала привычный мир и устойчивые правила.
Ренн почувствовал, как вырывается из него ветер, и сжал кулаки, усмиряя стихию, но холодный поток всё же промчался по комнате и пошевелил разноцветные тряпки в руках Айбина.
Ребёнок, лежавший до этого тихо, как кукла, пошевелился. По стенам всполохами затанцевали радужные блики.
– Он тоже сорванный? – спросил, отчего-то волнуясь, и сделал шажок к Айбину.
– Нет. Незапечатанный. И никогда не был.
– Почему тогда не срабатывают магические ловушки?
– Потому что ещё мал, наверное, практически без развитой силы. И потом, ловушки настроены на тех, у кого есть или была печать. А у малыша её не было никогда.
Ренн жадно вглядывался в пелёнки. Тонкое личико. Правильные черты лица – идеальные линии. Тёмные густые волосы завиваются локонами у шеи, падают крупными кольцами на гладкий лоб. Глаза у ребёнка закрыты, не понять, какие, но ресницы великолепны – два пушистых полукруга. Прямой носик с аккуратными ноздрями, красивые губы с ямочками в уголках рта. Кожа переливается перламутром и светится в темноте. Это от неё пляшет по стенам радуга.
– Девочка? – зачем-то спросил Ренн. Почему-то хотелось протянуть руки и погладить нежную кожу. Прикоснуться, как к чуду.
– Мальчик, – выдохнул Айбин.
– Мы его не разбудим?
Ренн не мог остановиться, его словно прорвало.
– Не должны. Дети первородных кровочмаков малоподвижны в ночи и проваливаются в глубокий сон. Они вообще заторможенные, пока растут. А растут медленно из-за особенностей организма. Сказывается состояние между живым и мёртвым.
Сандр тем временем пытался привести Нотту в чувства. Тщетно.
Айбин вздохнул и протянул свёрток Ренну.
– Подержи. Я помогу Сандру. Нотта ослаблена. Глупая дева кормила ребёнка своей кровью. Думаю, ещё немного, и жизнь ушла бы из неё.
Ренн принял малыша и вдруг почувствовал, что у него дрожат руки. Детей ему приходилось держать. Кровочмаков – никогда. Да и вряд ли кто-нибудь мог похвастаться подобным.
Он не мог оторвать глаз от ребёнка. Смотрел, как тот лежит неподвижно. Дыхания не слышно. Не удержавшись, провёл ладонью по нежной радужной щёчке. Холодная мраморная кожа.
– Не бойся, – не удержался от иронии Айбин, – кровочмак не может быть живым. С ним всё в порядке. Просто заторможен до полной неподвижности. И желательно, чтобы не очнулся.
Хотелось спросить, а что будет-то? Но удержался: Айбину сейчас не до того. Сандр держал девушку, положив её голову себе на колени, а кровочмак сосредоточенно водил руками-лапками. Прикасался к вискам, лбу, скользил пальцами по шее – прямо там, где выпирала из-под тонкой кожи вена.
Через какое-то время Нотта застонала, дёрнулась и открыла глаза. Резко освободилась от рук Сандра и села. Покачнувшись, коснулась рукой лба.
– Не надо спешить, – рыкнул Айбин, – медленно, очень медленно, иначе придётся кому-то тянуть тебя на руках.
– Я сама, – кратко выплюнула Нотта сквозь зубы и поднялась, пошарила глазами по комнате и подошла к Ренну. Вздохнула, увидев, что с малышом всё в порядке.
– Гай, – курлыкнула горлом и провела пальцами по детскому лобику, осторожно отодвигая набок кудряшки.
– А на самом деле? – поинтересовался Айбин скучающим голосом. Нотта кинула на него быстрый взгляд и облизала сухие губы.
– Игайоварбизатс. Я знаю, что нарушила закон…
Сандр фыркнул, как боевой конь. Ренн протяжно застонал, закатывая глаза. Айбин загадочно улыбнулся нехорошей ухмылкой, от которой стынет кровь.
– Перед нами ли тебе каяться, человеческая девочка? – спросил вкрадчиво. – Пустое, Нотта. Свою историю расскажешь позже, когда прибудем на место. Нужно возвращаться. Собирайся – и в путь.
– У меня здесь ничего нет, – растерялась до слёз. – Только детские вещи. Всё остальное – в другом месте.
– Думаю, туда возвращаться нельзя. Значит, обойдёшься тем, что есть. Насколько я понимаю, самая большая ценность находится здесь?
– Да, – коротко сказала Нотта и распрямила плечи. – Только он и китарра. Без остального можно жить. А чего не хватает – купить. Деньги спрятаны тоже здесь. Подождите, я быстро.
Она заметалась по дому. Что-то напевала под нос, и вскоре появилась с большой сумкой через плечо. Сандр потянул за лямку и отнял объёмную суму. Нотта не сопротивлялась. Подошла к Ренну и забрала ребёнка. Укутывала его тщательно, накладывая слой за слоем, будто хотела похоронить малыша под ворохом тряпья.
– На улице не так уж и холодно, – буркнул Ренн. Ему всё казалось, что ребёнок задохнётся.
Айбин хохотнул. Нотта покачала головой.
– Он не мёрзнет, если ты не знаешь. И воздуха ему не так уж много надо.
– Тогда зачем столько лишних движений?
Нотта распрямилась и посмотрела ему в глаза.
– Он светится, – улыбнулась трогательно и ушла в себя, будто прислушиваясь к чему-то очень важному.