– У них и впрямь странный мор, – ответил Геллан на немые вопросы, когда фургоны и возы расположили кругом и развели костёр, и кратко рассказал о встрече с властительницей Виттенгара, опуская «горячие» подробности.
– Я не знаю ни одной твари, которая бы оставляла золотой след, – пожал плечами Сандр. – Может, это и не тварь вовсе, а что-то другое, но нам всё равно придётся это выяснить.
По лицам было понятно, что предположений не будет.
– Эх, сюда бы Келлабумину книгу, – мечтательно протянула Дара, – там много чего написано. Может, и эту зверушку нашли бы…
– Что-то непонятное, – пробормотала Иранна и свела брови.
Дара встрепенулась:
– А я даже знаю, что!
Она, как солнце, притягивает взгляды. Мила обняла себя за плечи, чувствуя, как поднимается внутренняя дрожь.
– Насколько я помню, – затараторила Небесная, пытаясь поскорее выговориться, пока нужная мысль не ускользнула из головы, – всё это страхолюдное зверьё – с минимальным количеством мозгов. Нападает, чтобы питаться. Кушать хотят. И им по барабану, кого кушать. А тут…
– Забирает только мужчин, – договорил Геллан и помрачнел: – Может так статься, им стакеры не нужны.
– А что это за траурное золото такое? – спросила Дара. – Я же помню, как все радовались, когда Мила золотую краску создала.
– Да так-то золотой – цвет радости, – пояснила Росса, – а траурным золотом называют золотые ленты с чёрными краями. Вывешивают на домах, когда кто-то отправляется на Небесный Тракт. Странная какая-то загадка. Придётся искать и расспрашивать.
– Если кто-то захочет разговаривать, – пробормотал Ренн.
– Да кто-то захочет, – улыбнулся Сандр, – я даже знаю, куда отправлюсь.
– Думаешь, пьют? – сообразил Раграсс.
– Да уверен! – захохотал сероглазый стакер. – Полные штаны испуга надо где-то утопить, чтобы не так страшно было помирать. И, думаю, расскажут много разных версий. А то злобная ведьма не слишком расщедрилась на подробности.
Сандр засобирался, отряхнул плащ, жестом поклянчил денег, получил монеты и, сверкнув обворожительной улыбкой, отправился на промысел.
– А что такое стихайка? – брякнула Дара, как только Сандр скрылся с глаз. И снова притянула к себе взгляды. У Иранны улыбка таилась в уголках губ и изогнутых бровях. Росса заинтересованно склонила голову к плечу. Ренн резко поднял голову и застыл. Мила погладила девчонку по руке.
– А где ты услышала это слово, Дара, – в голосе кровочмака рвался хриплый бархат.
– Да ведьма меня так обозвала, – пожала плечами Небесная.
– Стихийный дар, – отчеканил слова Ренн и вперился задумчиво в девчонку. – Что ты натворила, Дара?
– Прожгла дыру в замке властительницы, – улыбнулась дерзко, но в глазах не светилась уверенность бравады.
– Не обожглась? – деловито поинтересовалась Росса и бесцеремонно схватила Дару за руки, осматривая ладони. – Нет, вижу, всё в порядке, – проговорила гордо, словно ей неожиданно на голову свалилось несметное богатство.
– Учиться надо, – хмыкнула Иранна, – иначе сгоришь.
Дара побледнела:
– И Ёраллия то же самое сказала. Что сгорю.
– Это она от зависти.
Безмятежные лица. Небесная кидает взоры на всех, но подкопаться не может, а потому, махнув рукой, успокаивается.
– Мы с Вугом и Дредом на поиски. Поищем следы траурного золота, – заявил Раграсс, – нам легче всего это будет сделать.
У хищных мохнаток хороший нюх и развиты инстинкты охотников. Лучше их вряд ли бы кто справился.
– Что-то меня напрягает, – бормочет Ренн. У него заострились черты лица, между бровями пролегла складка.
Непривычно задумчива Алеста, будто пытается что-то вспомнить.
Мила прикрывает глаза, пытаясь воссоединить разрозненные потоки.
– Только не выплёскивайся, – шепчет кровочмак. На его коленях сидит Пуфик. У него ходуном ходят щёки – мерцатель беспрестанно жуёт. Вот уж кому нет дела до непонятной истории с пропадающими мужчинами…
* * *
Дара улучшила момент, когда большинство погрузились в думы, и тут же припёрла его к стенке:
– А теперь рассказывай, Геллан, откуда ты ведьму старую знаешь?
Он был готов к расспросам.
– Года три назад я побывал в Виттенгаре, но не по стакерским делам. Прошёл бы мимо, если бы не Зиргаллия.
– Что они не поделили? – Дара спрашивает спокойно, но прячет взгляд.
Геллан осторожно касается её руки.
– Я знаю, тебе не очень понравилась Зир, но, поверь, она не так плоха, как могла показаться. С ней кое-что случилось, я вытянул её из не очень хорошей истории, а потом хотел вернуть домой. Правда, Зир не хотела, но тогда казалось, что это выход. Не самый лучший, но всё же предпочтительный.
– Она натворила тут что-то, да?
Почему она не поднимает глаз? Геллан хотел бы видеть её прежней – той самой улыбающейся, взбалмошной Дарой, что свалилась ему на голову. Кажется, это было так давно, даже не в этой жизни…
– Она совершила самую главную ошибку, которую исправить невозможно, – вздыхает он. Дара заинтересованно поднимает глаза, и он улыбается – еле заметно, больше в душе.
– И какую? – круглые глаза и любопытный носик. Да, ещё можно её растормошить, и это его радует.
– Родилась не от той женщины. – эффектная пауза. – Ёраллия – мать Зир.
Дара, не сдержавшись ахает, а затем сомневается:
– Да ну, на фиг. Они вообще не похожи. От слова «совсем».
– Тем не менее, это так, – пожимает он плечами. – Тогда, три года назад, Ёраллия не захотела вернуть дочь. Я уговаривал, как мог, но когда эта женщина говорит «нет» – лучше отступиться, что я и сделал. Через год Ёраллия одумалась, но пропасть увеличилась, назад пути не осталось.
– Мда-а, – задумчиво тянет Дара, – но ведь они совсем рядом! А что, если узнает? И почему не вычислила до сих пор?
– Ты думаешь, властительница города знает о существовании придорожной таверны «Опа»? – Геллан прячет горькую усмешку. – А если и ведает, то вряд ли когда-нибудь переступит порог подобного заведения. Внутренний голос подсказывает, что Зир недолго задержится там. Подастся куда-нибудь.
Дара вздыхает, прикусывает кончик косы.
– Как же всё сложно-то, а? Ты это. Когда мы поймаем эту дрянь, не бери меня больше с собойк ведьме. А то я опять что-нибудь не то подумаю, и начнутся неприятности. Пусть уж лучше ни о чём не догадывается, раз такое дело. Хотелось бы, конечно, услышать, что эти две ведьмы не поделили, но ты же всё равно не расскажешь, да, Геллан?
Он кивает:
