Айболит покосился в мою сторону:
– Ты действительно хочешь видеть?
Я моргнула, не сразу сообразив, о чём это он, а затем задохнулась:
– Когда вы меня слышите, я чувствую себя голой.
– Слишком шумная, – пробормотал Айболит, не пытаясь скрыть улыбку. – На самом деле хочешь?
– А как ты думаешь? Я никогда не видела вампиров во плоти, так сказать. Зачем вот, к примеру, эта, если она слабая? Если позволила поработить?
Айболит уже не улыбался. Сжал и разжал бесцельно пальцы.
– Она экономная. Позволяет копить силу и не расходовать её до последней капли. Во всём есть смысл, раз уж существует. Однажды я покажусь тебе. Не сейчас, когда копятся силы.
– Ты обещал, – тут же загнала его в ловушку. – Поэтому не сопротивляйся.
– Тебе сложно сопротивляться, Дара, – вздохнул Айбингумилергерз, – сметаешь на своём пути всё.
– Зато не соскучишься, – возразила я и, поднявшись, отправилась к костру за едой: как говорится, война войной, а ужин отдайте мне. Чтобы бороться, нужны силы.
Глава 12 Беседа у костра
Алеста
Первые воспоминания – руки матери. Алеста не помнила её, ушедшую в другую жизнь. Всегда казалось: мать обманула Предназначение, ускользнула, чтобы не знать инакости, а потому не захотела иметь прошлого, в котором оставила её, Алесту, и свой дар.
Первые шаги и первые слова – корявые и неловкие – остались там, где белели материнские руки. Тонкое изящество, запах растительных благовоний, красивое тело – пожалуй, всё, что помнилось о той, кто дал ей жизнь. Может, это и к лучшему: хранить нужно только хорошее – этому учила её бабушка что всегда была рядом.
Алеста не знала отца, не помнила матери, зато очень долго находилась рядом с мудростью и вечным терпением. У бабушки хватало сил справляться с непоседливой девчонкой, пророчествовать и сеять свет. Алеста видела его не душой, а глазами – голубоватую полупрозрачную пыль, что окутывала фигуру размытым контуром.
Она не встречала такого больше ни у кого, а потому считала: бабушка особенная. В детстве это удивляло, а позже, измерив жизнь десятками лет и толпами людей, утвердилась в мысли, что свет – явление уникальное, присущее только той, что шла с Алестой долго-долго, пока не иссяк источник.
Всё случается вовремя, даже трагедии. Когда бабушка ушла, Алеста растерялась: никогда не была сильной, а потому позволяла вести себя, не задумываясь, что будет дальше. Не заботил быт, тяготы и лишения – всё проходило стороной и не задевало, потому что было кому заботиться и баловать.
Они не всегда жили в горах. Долго кочевали городами, меняли места и везде находили приют: прорицательниц если и не встречали всей душой, то никогда не отказывались узнать будущее или прошлое, а потому быстро находились кров и еда.
Бабушка заставляла её учиться. Алеста не понимала, зачем нужны знания, когда сила, сидящая внутри, позволяла видеть острее, чувствовать больше и поражать воображение даже искушенных.
У каждого свой дар – так считала она. Нет смысла средненько владеть чем-то ещё, если твоя сила уникальна и неподвластна рожденным с другими способностями. Но бабушка рассуждала иначе.
– Ты только подумай, Алли: сила помноженная на силу даёт толчок, и пробуждается нечто, недоступное ранее.
– Если так думать, – возражала Алеста, – то и пророчествовать могут все.
– Могут, –серьёзно говорила старая Янула, – но не хотят.
– Я считала, прорицательницами рождаются, а не учатся, что дар наш – уникален.
– Конечно. Ты права. Исключительная сила, как и любая другая, – соглашалась бабушка и загадочно улыбалась.
Гораздо позже Алеста поняла, что хотела втолковать мудрая Янула.
Лишившись самого дорогого, беспомощная и жалкая, дева-прорицательница не знала, что делать дальше. Жизнь, казалось, потеряла смысл. И тут она снова увидела свет.
Светилась девчонка, что пришла на порог её дома вместе со стакером. Алеста не сразу увидела её контур – проступил после пророчества. Не голубое мерцание, как у бабушки, а розоватый перламутр, но какая разница? Это был знак: ушёл один свет, появился другой, а значит надо идти вслед – не раздумывая и не колеблясь. Тем более, что горы, хоть и давали уединение и покой, всегда пугали безмолвием и одиночеством, подогревали страхи. Перемены Алесту не страшили, а новая жизнь сулила неожиданности и приключения, новые ощущения и знакомства.
В глубине души таилась слабость: Алеста любила находиться среди людей. Ей нравилось становиться центром внимания. И долгие годы отшельничества не смогли стереть желание притягивать взгляды, владеть вниманием.
Она купалась в этом. Кто-то мог подумать, что дева прорицательница – искусная лицедейка. На самом деле всё проще: она добирала то, чего не хватало ей для внутренней гармонии и душевного равновесия.
Внимание мужчин – маленький рычажок, дергая за который, можно чувствовать себя слабой и женственной, обласканной вниманием и заботой. Для этого не нужно колдовать и напрягаться: окружающие легко отдавали излишки тепла. В мире сильных и независимых женщин мужчины охотнее откликались на слабость: их желание быть нужными зашкаливало, так почему бы не взять то, что отдавалось легко и с радостью?
Мужчины подспудно хотели быть сильными. Она неосознанно стремилась остаться маленькой девочкой, которую любит мать и боготворит отец. Чем не выгодный взаимообмен? И всё равно, что думают другие. В мире, где сила била фонтаном, можно не заботиться о мнении окружающих: слова всего лишь звуки – рассыпаются и тонут в водовороте событий.
Алесту всегда тянуло к тайнам. Осторожность уступала место безрассудности, а прорицательский дар в таких случаях помогал ей развивать чутьё. Не для кого-то, а лично для себя.
Долгий путь, пришедший с видением, стелился ей под ноги. По дороге она шла рядом с Гелланом и Дарой, поэтому бросила всё легко и не задумываясь. Тем более, что «всё» вмещало в себя заброшенную лачугу в горах и одиночество.
Алесту не страшили тяготы: жизнь научила расставаться с ерундой и хранить важное. Для неё не существовал барьер между внешним и внутренним: узнавать истинную суть вещей и людей – каждый раз откровение. Именно поэтому не страшилась и не пугалась кровочмака. После Чаши Доверия не понимала, почему другие косятся и остерегаются лохматого кровососа.
Было в нём что-то притягательное. Не удивительно: именно так кровочмаки очаровывали жертв. Но кроме вполне понятного магнетизма существовало нечто другое. Любопытство. Алеста встречала кровочмаков в бытность переездов из города в город. Никогда не боялась их, но и не интересовалась. Живут и живут себе, забитые и подавленные, как мохнатки или деревуны.
Тогда не хотелось узнать, почему с ними случилось такое – хватало смутных обрывочных сведений из легенд да баллад. А сейчас она бы не отказалась заглянуть в темень и увидеть свет.
