Петра Алексеевича Кропоткина (1842–1921) до сих пор почитают не только как ведущего теоретика анархизма, но и ученого-энциклопедиста, известного достижениями в области географии, геологии, биологической эволюционной теории, экономике и исторической науке. Участник анархистского движения с 1872 г., после побега из тюремного госпиталя в Санкт-Петербурге в 1876 г. он жил в Великобритании, Франции, Швейцарии.
Первоначально Кропоткин выступал с позиций коллективистского анархизма М.А. Бакунина, но в октябре 1879 г. на конгрессе Юрской федерации уже склоняется к анархическому коммунизму, провозглашая: «коммунистический анархизм как цель, и коллективизм как переходная форма собственности». В марте 1880 г., в статье о Парижской коммуне, Петр Алексеевич выдвинул задачу проведения в жизнь коммунистических отношений уже во время социальной революции. Наиболее известные работы Кропоткина конца XIX – начала XX вв. посвящены разработке различных аспектов теории анархического коммунизма. Среди них «Речи бунтовщика» (1885 г.), «Справедливость и нравственность» (1888 г.), «Нравственные начала анархизма» (1890 г.), «Хлеб и Воля» (1892 г.), «Анархия, ее философия, ее идеал» (1896 г.), «Поля, фабрики и мастерские» (1898 г.), «Взаимопомощь как фактор эволюции» (1902 г.) и «Современная наука и анархия» (1913 г.).
Выступая с позиций философии позитивизма, Кропоткин утверждал многофакторность исторического процесса. Как отмечают некоторые исследователи, он рассматривал общественное развитие как равнодействующую «различных факторов и противоположных тенденций»: «общество, в настоящем его виде, конечно, не является результатом какого-нибудь основного начала, логически развитого и приложенного ко всем потребностям жизни. Как всякий живой организм, общество представляет собой, наоборот, очень сложный результат тысячи столкновений и тысячи соглашений, вольных и невольных, множества пережитков старого и молодых стремлений к лучшему будущему».
Ведущую роль в историческом развитии человечества, по Кропоткину, играют этические идеалы, определяющие направление действий широких слоев населения. Их истоки – в практике взаимопомощи и борьбы, которые в процессе биологической и социальной эволюции человечества приняли форму привычек и инстинктов. Научно-философским обоснованием анархо-коммунистического учения Кропоткина была теория о биосоциологическом законе, предопределяющем ведущую роль внутривидовой взаимопомощи в эволюции животного мира. Нравственность, утверждал Кропоткин, имеет своим источником «инстинкт общительности», присущий живым существам и определяющий стремление людей к взаимопомощи. В силу этого обстоятельства, полагал он, человеческие стремления направлены не только к борьбе, но и к отношениям солидарности. Их следствием является развитие самоорганизации человечества на всех этапах истории.
Для Кропоткина, как и для его учителя Бакунина, борьба имела и прогрессивное значение как фактор, разрушающий социальные институты, поддерживающие угнетение личности и сдерживающие проявление начал свободы и солидарности. Разрушение в этом контексте могло быть оправдано лишь конструктивной работой над созданием нового справедливого общества. Весьма точно эту мысль передал историк А.В. Гордон: «Если с точки зрения законов социальной эволюции революционный взрыв представлял объективно неизбежную форму исторического прогресса, то с точки зрения нравственного содержания (а оно для Кропоткина было сутью прогресса) главное – это сознательность революционного субъекта, его одухотворенность идеалом будущего и придание революции характера „построительной работы“ ради его осуществления».
Общественно-политический строй будущего, по замыслу Кропоткина, должен был представлять собой федерацию производственных объединений (союзов), территориальных коммун и многочисленных потребительских, культурных, научно-образовательных и др. ассоциаций, созданных людьми для удовлетворения своих разносторонних потребностей. «Свободные общины, сельские и городские (т. е. земельные союзы людей, связанных между собой по месту жительства), и обширные профессиональные и ремесленные союзы (т. е. союзы людей по роду их труда), причем общины и профессиональные и ремесленные союзы тесно переплетаются между собою […] Рядом с общинами и профессиональными союзами будут появляться тысячами бесконечно разнообразные общества и союзы: то прочные, то эфемерные, то возникающие среди людей в силу сходства их личных наклонностей», – писал он.
Экономические отношения безгосударственного коммунистического общества должны были строиться на принципах общественной собственности на средства производства и потребления, самоуправления трудовых коллективов, планирования на основе свободного соглашения заказчиков и производителей, участия каждого в коллективном труде по способностям. Предполагалось распределение продуктов труда по потребностям при ограничениях в случае дефицита каких-либо предметов потребления и услуг: «пусть каждый берет сколько угодно всего, что имеется в изобилии, и получает ограниченное количество всего того, что приходится считать и делить!» Функции управления должны были перейти к общим собраниям граждан, координирующим свои решения с другими коллективами через совещания действующих по их инструкциям делегатов. Предполагались децентрализация производства, интеграция интеллектуального труда с физическим, чередование работы в промышленности с интеллектуальными занятиями и обработкой земли, расширение досуга при сокращении рабочего дня до 3–4 часов. Кропоткин предполагал, что с помощью интеграции среднего и профессионального, гуманитарного и технического образования удастся воспитать разносторонне развитую личность, способную освоить самые разные виды деятельности и преодолеть узкую специализацию, навязанную индустриально-капиталистическим обществом. Кропоткин полагал, что полное воплощение в жизнь программных принципов анархического коммунизма возможно уже в ходе ближайшей революции.
Современная модель производства, основанная на жесткой централизации управления, детальной специализации и разделении труда, полагал он, не может быть востребована в анархо-коммунистическом обществе и должна быть полностью преобразована. Кропоткин доказывал, что эта система отношений убивает творческое, развивающее, интеллектуальное содержание труда, ведет к деквалификации рабочего, уничтожая любые психологические предпосылки для самоуправления на производстве: «Разделение труда, – это значит, что на человека наклеивается на всю жизнь известный ярлык, который делает из него завязчика узелков на фабрике, подталкивателя тачки в таком-то месте штольни, но не имеющего ни малейшего понятия ни о машине в ее целом, ни о данной отрасли промышленности, ни о добыче угля, – человека, который вследствие этого теряет […] охоту к труду и […] изобретательность». В качестве альтернативы Кропоткин предлагал комплексный подход к преодолению детальной специализации труда, включающий периодическую перемену его видов, децентрализацию и разукрупнение промышленного и сельскохозяйственного производства, введение самоуправления производителей и потребителей.
Кропоткин поставил под сомнение преобладавшую в экономической науке точку зрения о том, что создание крупной промышленности является непременным условием социального прогресса. Крупному предприятию он противопоставлял малые формы производства, способствующие развитию у работника интеллектуальных способностей, «изобретательности», художественного вкуса, а в итоге предполагавшие сочетание ремесленного понимания целостности производственного процесса с использованием современных технологий. Анализируя данные о развитии промышленности в Англии, Франции, Германии и России, Кропоткин доказывал, что мелкотоварное производство не отмирало, напротив, в конце XIX – начале XX вв. оно переживало подъем, связанный с внедрением новейших технологий: «Мелкая промышленность одарена необыкновенной живучестью. Она подвергается всевозможным изменениям, приспосабливаясь к новым условиям […] Возникает в последнее время множество маленьких мастерских с новейшими газовыми и электрическими двигателями, которые изыскивают для себя новые специальности». Условия развития малых форм производства заключались в интеграции труда (промышленного и сельскохозяйственного, физического и интеллектуального, творческого и производительного, исполнительского и управленческого), самоуправлении и самоорганизации производственных единиц, внедрении новейших изобретений. Симпатизируя идеям У. Морриса и Д. Рескина, он поддерживал идею о внедрении в производство техники средневекового ремесленного мастерства, интеграции искусства в производственный процесс и быт трудящихся: «Для развития искусства нужно, чтобы оно было связано с промышленностью тысячами промежуточных ступеней, которые сливали бы их в одно целое, как справедливо говорили Рескин и великий социалистический поэт Моррис. Все, что окружает человека, – дома и их внутренняя обстановка, улица, общественное здание […] – все должно обладать прекрасной художественной формой».
