Слово «врач», как ему объясняли когда-то, совсем не случайно состояло в родстве со словом «врать», сиречь говорить, и в особенности – произносить заклинания. Половина, если не больше, лекарского успеха зависела от умения подыскать нужное слово, способное отвлечь страдальца от горестного созерцания и обратить его дух на путь излечения. Эврих сказал всё как надо и допустил только одну ошибку: взял Раг за руку. Как раз в это время её прихватило опять, и маленькая женщина с невероятной силой стиснула пальцы лекаря, превратив их в белые слипшиеся стручки.
Тяжело дыша, она простонала:
– Я должна… одна… мужчинам опасно… погубите себя… и моего… маленького сына…
– Какого сына? – изумился Эврих. – Неужели тебе никто ещё не говорил, что ты носишь дочь?
Ему некогда было присматриваться, чем занимался Волкодав, но оттуда, где возился венн, уже явственно пахло дымом и начинало понемногу распространяться тепло. Вот только запах у дыма был совсем не такой, какой бывает, когда огонь поедает дрова. Эврих подумал о диких козах, обронивших в пещере помёт. Горящий навоз, впрочем, тоже пахнет не так…
Он деловито положил руки на живот Раг, послушал исходившие оттуда токи, а потом начал осторожными движениями успокаивать и утешать больную плоть.
– Скажи, милая, – обратился он к женщине, – что побудило тебя вновь отважиться на материнство? Ведь ты, прости меня, достигла возраста зрелости. У тебя, наверное, есть взрослые дети? Легко ли ты прежде рожала? Если я буду это знать, я смогу лучше помочь тебе…
Взгляд шанки, обращённый вовнутрь страдающего тела, понемногу вновь стал осмысленным. Раг неожиданно повела глазами:
– Ты умеешь всё понять о ребёнке… А самого главного не распознал… Я совсем недавно заплела одну косу… Год назад я была девственницей, сынок.
– Во имя всех Богов Небесной Горы!… – не слишком искренне поразился Эврих, между тем как его руки продолжали своё дело. – Расскажешь мне, что за удивительная судьба так странно распорядилась тобой?…
Волкодав прекратил стучать топором и поставил котелок на два камня возле костра. Раг заметно успокоилась, согретая умелыми ладонями Эвриха. На её губах появилось даже нечто вроде улыбки.
– Мы должны были пожениться годы назад, – сказала она. – Но случилось так, что старший брат моего любимого ушёл ликовать среди пращуров на… – Она на миг осеклась, ибо жутковато было говорить о Харан Киире, находясь в пещере его склона, в сиянии зелёной радуги, которую её народ прежде созерцал только издали и почитал сонмищем праотеческих душ. – Кворры отдали его в пищу орлам, – продолжала Раг. – Его жена и дети остались сиротами, и тогда мой любимый стал супругом вдове. Так велит древний обычай, уже забытый кворрами, но бережно хранимый у очагов шанов. Я помогала жене моего любимого и его новым детям…
Её голос снова прервался. Напряжённое чрево размеренно сокращалось, готовясь извергнуть дитя.
– И вновь прошу тебя: не сердись на моё любопытство, – проговорил Эврих. – Видишь ли, у многих народов принято мужчине водить столько жён, скольких он может наделить кровом, пищей и любовью. И я слышал также, будто есть племена, где могучие и властные женщины правят семьями, направляя дела многих мужей…
Он услышал, как фыркнул за его спиной Волкодав.
– Отец Небо в Своей премудрости создал многое, что кажется нам странным и даже непотребным, – ответила Раг. – Мы, шаны, усматриваем в этом лишь повод ещё раз преклониться перед Ним и ощутить свою малость. Поучая земные племена, Отец Небо уделял каждому ту толику мудрости, которую этот народ был в состоянии постичь. Мы, впрочем, находим, что преподанные нам заветы наиболее достойны свободного и разумного племени. У нас каждый мужчина даёт пропитание только одной жене, а каждая жена шьёт рубашки только одному мужу…
Волкодав проверил пальцем нагревшуюся воду, отодвинул котелок от огня и, прихватив его сквозь рукава, натянутые на ладони, перелил содержимое в пустой бурдюк. Мыш немедленно устроился на бурдюке, радуясь теплу. Венн заново наполнил котелок чистым колотым льдом и поставил его в жар синеватого пламени, поедавшего куски горючего камня огневца. Этот тёмно-серый, жирно блестевший камень давал много золы и, сгорая, распространял премерзкую вонь, но лучшего топлива в пещере найти было нельзя. И на том спасибо неведомой, но, видимо, благосклонной Силе, обитавшей в недрах горы…
Он видел, что у Эвриха всё шло путём. Неприметное волшебство арранта обняло исстрадавшуюся душу женщины и прямо-таки на руках унесло её от колодца боли и ужаса, в который она уже было приготовилась кануть. Теперь шанка родит – спокойно и без мучений, и не будет никакого ущерба ни ей, ни ребёнку… Оставалось позаботиться о малом.
Согнав недовольно раскричавшегося Мыша, Волкодав потеплее закутал бурдюк, опустился на корточки возле Раг и показал ей рукоять Солнечного Пламени:
– Станешь рожать, не беспокойся ни о какой нечисти, госпожа. Вот этот меч её сюда не допустит… – Повернулся к Эвриху и велел: – Буду нужен, зови.
Выудил из котомки головку чеснока и ушёл.
Ему сразу не понравилось то, что происходило снаружи. Когда перелезали забор и покидали деревню, ночь была не то чтобы тёплой, но пар изо рта, как теперь, всё-таки не валил. И вот с северо-запада неизвестно с какой стати задул режущий ветер, летевший словно бы из самого сердца ледяной пустоты. Он ещё не принёс облаков, способных затянуть серп месяца и звёзды, ярко мерцавшие в небесных потоках. Воющий вихрь тревожил снежные одежды вершин, и залитые ночным светом хребты представали чередой шагающих великанов в развевающихся белых плащах. Волкодав ощутил, как понемногу заползает в сердце чёрная жуть. Север и запад – скверные стороны горизонта. Там умирает солнце, там холод и ночь. Оттуда не может прийти ничто хорошее, и пример тому – сегваны, некогда явившиеся с Островов. Разумные люди даже печь в доме помещают в северном углу – необоримой заступой от всяческой нечисти, лезущей погубить живое гнездо… Волкодав весьма сомневался, что его хиленький костерок, разожжённый вдобавок не на честном дереве, а на подземном камне, сумеет кого-нибудь защитить. На добрую сталь надежды было побольше. Венн помнил: когда почтенные женщины под руки уводили его мать в баню – давать жизнь младшим братикам и сестричкам, – отец всегда шёл вместе с женой, а братья матери обнажали мечи и несли дозор у двери, покуда не раздавался из бани пронзительный младенческий крик. Ибо известно: нечисть, спешащая на тёплую кровь, ничего так не боится, как благороднейшего изделия кузнеца в руке воина, не склонного к шуткам… Волкодав снова посмотрел на небо. Ветер подхватывал и раздирал клочья снежных полотнищ, швыряя их на склоны белыми крутящимися смерчами. Шаткие столбы летящего снега опадали на камни и снова вздымались, двигаясь в одном направлении. Прямо к нему.
Невидимая рука словно нацеливала бредущие призраки на устье расселины, где стоял Волкодав… Ему не хотелось думать, чем могут обернуться рослые смерчи, если позволить им добраться до цели. И что вообще получится, если они проникнут в пещеру. И задержит ли их преграда, остановившая Элдагову стрелу, он не стал даже гадать.
