Он стряхнул с себя воспоминания и вернулся в настоящее.
– Мне очень жаль. Нас разбили у Нанта в конце июня.
– Я слышала. Не могу поверить, что ты был там. Погибли тысячи! Что стало с Мишелем?
– В последний раз, когда мы виделись, он был цел, невредим и полон решимости.
– Есть ли какой-нибудь способ отправить ему письмо?
Доминик вздрогнул от неожиданности.
– Он – мой друг, я знаю его долгие годы, – объяснила Надин.
– Да, такой способ есть, – ответил Доминик и замолчал, не решаясь продолжить.
Надин взяла его руку в свои ладони.
– У тебя плохие новости, не так ли?
– Ты помнишь отца Пьера?
– Конечно помню. Он женат на моей кузине Люсьен, он хоронил мою мать.
– Он погиб в той последней битве.
У Надин перехватило дыхание.
– Он же был стариком! И он сражался с французской армией?
Доминик кивнул, приобняв ее рукой за плечи. Надин дрожала, но не прильнула к нему, не прижалась крепче, как сделала бы это два года назад. Доминик потянулся к карману своего сюртука и вручил Надин платок, которым она промокнула глаза. Доминик видел, что Надин сдерживается из последних сил, чтобы не разрыдаться.
– И когда эта проклятая война кончится? – бросила она.
– Не знаю.
Надин отстранилась, и Доминик не стал ее удерживать. Она взглянула ему в глаза.
– Война изменила меня, Надин, – сказал Доминик. – Она изменила и мою жизнь.
– Разумеется, изменила. Ни один человек, пройдя через такое, не сможет остаться прежним. Только не тогда, когда ты пережил хотя бы одно сражение, хотя бы один мятеж. – Она вздохнула и призналась: – Я тоже уже не та, что раньше.
– Но ты остаешься красивой и умной женщиной. Ты стала даже красивее и умнее, чем прежде. Ты остаешься просто необыкновенной!
Она не сводила с него взгляд удивленно распахнутых глаз.
– Тогда почему я уверена в том, что ты собираешься покинуть меня?
Доминик поймал себя на том, что ему сейчас трудно говорить.
– Мои чувства к тебе не изменились. Я – твой самый нежный обожатель, твой самый верный друг. Но я изменился, Надин, сильно изменился, и я никогда больше не смогу снова порхать с тобой с бала на бал.
Она во все глаза смотрела на него, нервно сцепив руки.
– Мне бы очень хотелось пойти на бал. Но это было бы как-то нелепо. Что ты пытаешься этим сказать?
– Я не могу жениться прямо сейчас. В сущности, я вообще не знаю, смогу ли когда-либо снова задуматься о браке.
Надин по-прежнему смотрела на него, явно удивленная, но сейчас Доминик не мог точно определить, о чем она думала. А ведь когда-то она была такой понятной, такой прозрачной!
– Я знаю, мы помолвлены, нас связывают обязательства. Я знаю, что дал слово. Но брак отныне невозможен.
– Я понимаю, – ответила Надин и, помолчав, еле слышно добавила: – Ты собираешься назад, не так ли? Ты вернешься к своему магазину гравюр и своей жизни в качестве Жана-Жака Карре.
Ложь пришла на ум сама собой и уже повисла на кончике языка. Но Доминик знал Надин слишком долго – и знал, что может доверить ей эту тайну.
– На самом деле я возьму себе новое вымышленное имя.
Надин тяжело вздохнула:
– Я хочу вернуться вместе с тобой.
– Это совершенно исключено! – Доминик был ошеломлен. Он ожидал, что Надин, возможно, будет просить не разрывать помолвку, но на подобное предложение не рассчитывал. – Почему ты хочешь вернуться во Францию? Дело не в нашей помолвке, не так ли?
Надин встала, ее темные глаза вспыхнули.
– Нет, не в помолвке. У меня тоже есть что тебе рассказать, Доминик. В том мятеже я получила тяжелые травмы, но сломанные кости заживали несколько месяцев – не полтора года.
Доминик пристально взглянул на невесту. Он часто задавался вопросом, почему ее возвращение в Англию так затянулось.
– Из разъяренной толпы меня спас один добрый владелец магазина, – поведала Надин, побледнев при воспоминании о том ужасе. – Он был свидетелем мятежа и после того, как толпа схлынула, обнаружил меня, лежавшую на улице без сознания. Поначалу он счел меня мертвой, но я подавала признаки жизни, и он забрал меня к себе. Его жена и дочь ухаживали за мной, пока я не выздоровела. Это чудесные, хорошие, простые люди, которые живут в страхе, что их измена государству однажды вскроется.
Доминик поднялся с дивана и взял Надин за руку, прекрасно понимая, через какие мучения пришлось пройти его невесте.
– Ты еще поддерживаешь с ними связь?
– Нет, это подвергло бы их серьезной опасности.
Доминику не терпелось узнать детали ее злоключений.
– Но что помешало тебе вернуться домой сразу же после выздоровления?
Надин выдернула руку из ладони Доминика и принялась медленно расхаживать по комнате.
– Я случайно наткнулась на мать и дочь, которые прятались в опустевшем магазине, боясь за свою жизнь, – ответила она, остановившись у окна и задумчиво глядя на цветущий за ним сад. – Они происходили из титулованной семьи. В этом-то и заключалось их преступление.
Главу этой семьи вытащили из собственной кровати в их доме в Марселе и забили прикладами до смерти – прямо на глазах дочери. Обеих женщин изнасиловали. Потом Марианну и Жанин бросили, как мусор. Они бежали в Париж, надеясь разыскать родственников. Но это им не удалось: их семья погибла. Я прятала их в пустом подвале несколько месяцев, прилагая все усилия, чтобы найти способ переправить их в Гавр, а оттуда – в Великобританию. В конечном счете мне удалось установить правильный контакт. Я встретила француза, который остался роялистом, в жандармерии – полагаю, он по-прежнему служит там, активно помогая таким людям, как Марианна и Жанин. Или, возможно, его разоблачили. В таком случае он наверняка уже мертв.
Надин обернулась, посмотрев Доминику в глаза.
– Тебя тоже могли разоблачить, – тихо сказал он.
– Да. Как только я вышла на нужного человека, Марианна и Жанин оказались на пути к безопасности. Тогда-то я и поняла, что могу помочь таким же несчастным, как они, как я сама, избежать ужасов, которые уготовили им кордельеры, бриссотины, жирондисты – якобинцы. Марианна и Жанин были первыми из десятков женщин, мужчин и иногда даже детей, которым я помогла тайком бежать из Франции.
– Ты была отважна, Надин, и подвергала себя опасности. Слава богу, ты благополучно выбралась из Франции!
– Я ни о чем не жалею.
– Я не позволю тебе вернуться туда. Ты можешь помогать нам здесь, в Великобритании, вместо того, чтобы отправиться во Францию, где тебя в конечном счете разоблачат и казнят.
