Раз такое дело, Швицер сказал Марксу, чтоб Маркс не думал нехорошее про Швицера, вроде Швицер посоветовал царизму про Мотача Петра для своей выгоды. Выгоды Швицеру от этого не получалось никакой. А если б и была, так выгода пошла б новым будущим могильщикам царизма — деткам, которых народит Перл Швицер.
* * *
А Фаина что?
А Фаина ничего.
Фаину никто на веревочку не сажал, тем более веревочкой не обкручивал. Хоть ходи на своих ногах, хоть бегай на своих руках. Фаина и ходила, хоть и не бегала.
Сначала Фаина сходила за сарай. Потом Фаина сходила за сарай и еще дальше. Потом дальше дальшего. Потом до самой крýчи Днепра. Потом опять до самой крýчи.
Потом настал самый конец июня месяца, и Фаина решила пойти на самую кручу.
С кручи вся вода в Днепре виделась сильно большой, хоть и меньшей, чем вода в море. Фаина решила на всякий случай подойти потрогать воду в Днепре на мокрость.
Фаина стояла и думала, как же человеку дано сходить с круч.
Пока голова у Фаины думала, глаза у Фаины смотрели и увидели. От верха до самого низа шла дорожка, которую протоптали некоторые люди. Фаина подумала, что если люди могут, так и Фаина тоже сможет. Тем более земля на дорожке была сухая и похожая на сухой мост, хоть и перевернутый не туда.
Фаина ступила на дорожку одной ногой и пошла на самый низ.
Фаина дошла до самого низа и не спотыкнулась ни об что на свете.
И вот Фаина потрогала воду своими руками. Вода была сильно мокрая.
Фаина повернулась и пошла назад, на самый верх кручи.
Получилось, что назад Фаина шла в сильный наклон. Вроде кто-то все время держал у Фаины перед глазами землю для рисования, а Фаина высматривала, где ловчей начать. Фаина всегда начинала с любого места и особенно ничего не высматривала. Но у бумаги была белая гладкая бумага, а тут черная земля с камушками и щепочками, вроде ракушек с камушками в сухом мосту.
Еще у бумаги всегда были края, а у земли краев не было, как и у воды тоже.
Фаина подумала, что дорожка — такая же земля, хоть и убитая. У дорожки края обманные, ступи за край, пошоркай ногой — и будет тебе новый край. Потом Фаина подумала, зачем же человеку шоркать? Зачем же человеку делать себе новый край? Край — с боков, а человеку назначено идти на самый низ или на самый верх. А если человек уже пошел на самый верх, на самый низ ему идти не с ноги, хоть с той, хоть с этой.
Фаина в своей голове думала и про другое. Про одно Фаина тоже думала.
Из науки уже давно известно, что мозги у людей круглые, а мысли с них стекают, как пахта с масла. Потому у Фаины в голове стало сильно много пахты с маслом, аж тихонечко запросилось наружу. Фаина сказала одному с другим, что надо держаться и идти себе дальше.
Тут Фаина начала смотреть на землю уже не как на бумагу, а как на парчовую дорожку, которая вытянулась от серковской парчовой веревочки с парчового халата до самой Фаины. Фаина не хотела ступать на эту дорожку, а дорожка сама взяла и подлезала под фаинские ноги. Получалось, что Фаина заманивала Серковского. Тем более что назади у Фаины был зад и получалось бесстыдно.
Фаине стало тяжко двигать своими ногами, глазами и даже задом.
Фаина назначила дорожке сейчас вытянуться от Фаины хоть куда на свете.
Дорожка взяла себя и вытянулась.
Фаина тоже взяла себя и опять пошла дальше.
Потом Фаина оглянулась и увидела, что на самом низу стоит Елизавета и примеряется, как бы взять и дернуть дорожку, чтоб Фаина упала со всех своих ног и разбилась на кусочечки.
Фаина решила, что никому на свете не дастся разбиться, тем более живой.
И Фаина не далась Елизавете.
И вот до самого верха кручи уже не осталось почти что ничего.
У Фаины в ногах тоже не осталось почти что ничего.
Из науки давно известно, что если кто-то сложит одно такое с другим таким же, не останется совсем-совсем ничегосеньки.
Тут до Фаины дотянулась рука человека.
Рука сказала, чтоб Фаина хорошо схватила эту руку.
Фаина послушалась руку.
Эта рука была рука Мотача Петра.
* * *
А до Фаины руку Мотача Петра хорошо схватил почти что старший работник царизма Дятловский Иван, которому Швицер рассказал про все на свете и посоветовал тоже.
Дятловский сначала обкрутил Петра веревочкой, а потом поставил ребром. Петр взял и застоял на этом самом ребре. Другой бы сразу упал, а Петр был не другой.
Петр еще раньше сложил у себя в голове, и у Петра там получилось, хоть и не сильно хорошо.
Когда Дятловский послал своих людей подглядывать за Петром, Петр увидел этих людей первей.
Петр из своего опыта уже знал, что один человек всегда может спихнуть на другого человека. Петр знал и такое — другой человек может спихнуть на одного еще сильней.
Петр скоренько через хорошего человека передал в Одессу, что пускай Абовиц режет все на свете веревочки и забудет про большое дело.
Еще Петр передал, что возьмет большое дело на себя, а за это Абовиц в нужную минуточку поможет Петру чем сможет.
Сам Петр веревочки уже не резал. В голове у Петра сказалось свыше: если что, надо вырубать топором.
Петр зарубил топором своих двух помощников. Зарубанное Петр разрубил на малюсенькие кусочечки, тихонечко разнес по трем ямкам, хорошо притрусил едучим-вонючим и закопал.
И вот до чего же материя играет человеком! Человека тихонечко притрусишь чем-нибудь едучим-вонючим — и хорошо. А денежная машина — не человек. Машину Петр по кусочечкам вынести-закопать не успел. Так машина подвела человека Мотача Петра. А еще до машины Петра подвела муха. Но муха — почти что не материя, а летучесть.
Дятловский послал своих людей в Одессу, чтоб узнать про Петра.
В Одессе люди начали спрашивать. А кого начали, тем Абовиц уже сказал, что рассказывать. Что Петр — человек с двумя руками, что мог бы, как папа, честно служить у Абовица. А Петр отбился от папы, и потому получилось.
Когда Дятловский заспрашивал Петра, Петр сказал, что деньги на дом с подвалом взял в долг. Что в долг дал Петру хороший человек, который дал и сразу умер вместе со своей фамилией. Что на машине деньги Петр делал сам своими руками. Еще Петр сказал, что машину и все на свете нужное для денег купил тоже в долг. Что на это в долг дал Петру хороший человек, который уже дал и сразу умер вместе со своей фамилией. Что, если надо, Петр сто раз покается за свою жадность до денег и прочее.
* * *
Так Петр стал работником царизма.
