Утром Фаина проснулась и встала.
Фаина встала и села.
Голова у Фаины была сильно круглая, крутилась кругом и ничем ни за что не цеплялась — ни носом, ни ушами, ни бровями.
Фаина посидела, пока голова расставилась по всем на свете своим углам.
Фаина потянула шнурок, чтоб прибежала Марина.
Марина не прибежала.
Пришла Елизавета.
Елизавета пришла, и у Фаины отдалось в животе.
Живот у Фаины не заболел, а тихонечко сказал:
— Ко-ри-лоп-сис-сссссс.
Елизавета сказала Фаине, что с сегодня Марину рассчитали, что теперь возле Фаины будет ходить Галина.
Галина была немая и плохо слышащая девушка. Раньше Галина тоже находилась в доме у Новиковых, стирала и гладила всю дорогую женскую материю — кружевное, батистовое, шелковое. Считалось, что Галина сильней других работниц понимает утюг, за это Галине полагалась копеечка сверху. Еще Галина понимала пятна на шелке и умела хорошо их выводить на чистое.
Галина мало того что была немая и плохо слышащая. Галина была совсем придурковатая, хоть чистая на лицо и с длинной черной косой.
Сначала с Галиной никто из прислуги не дружил по поводу слуха вместе с голосом. Зачем дружить, если ни поговорить, ничего. А когда у Галины нашлась еще и придурковатость, тогда тем более. И вот такая девушка выслужилась почти что до верхов.
Марина говорила, вроде танцевала после рюмки, — направо и налево без передышки. Елизавета за Мариной это знала, но терпела Марину как хорошую прислугу. При царизме буржуазия все время плакалась, что хорошей прислуги нету, хоть сама угнетала и хорошую тоже.
А тут в доме настала минуточка, когда язык у Марины мог натанцевать не на рюмку, а на целое ведро.
Елизавета знала, что в доме будут обсуждать, почему хозяйка рассчитала хорошую Марину.
Елизавета сделала умно.
Елизавета у Павлы, которая смотрела в новиковском доме за всем на свете хозяйством, узнала про Марину, что у Марины на подходе имеется один хороший мужчина. Этот мужчина женихался с прицелом на женитьбу. Кроме женитьбы у мужчины было желание получить за Мариной приданое. Марина этому мужчине сама наобещала приданое. А какое у Марины приданое, если у Марины больная мать на руках и на доктора не всегда хватает.
Елизавета подошла к Марине и тихонечко сказала, что краем узнала про жениха Марины. Что мечтает осчастливить Марину за труды вокруг сиротки Фаины. Что дает Марине деньги — две тысячи рублей. Что дает деньги не на руки, а как приданое. Что никогда бы не отпустила Марину, если б сама не вкусила мужа.
У Марины от такого язык упал в обморок. Счастье вкусить мужа — есть счастье вкусить мужа, хоть и за приданое.
Галина жила не в доме, а была приходящая на день с утра до вечера.
* * *
Елизавета тоже стала приходящей к Фаине, только с вечера, и приходила почти что месяц.
Елизавета все про Фаину знала, и когда у Фаины под юбкой что, тоже знала. А еще раньше Елизавета узнала секрет под пышной юбкой у куклы. Елизавета не объявила секрета, а сама при случае хрумтела по пять леденцов за один раз.
Елизавета, когда приходила смотреть дорогу для ребеночка, всегда спрашивала, или выпила Фаина компот. Фаина всегда честно признавалась Елизавете в компоте. Елизавета хвалила Фаину за компот и за то, что компот до того хорошо разливается по всем углам Фаины, что все твердые углы у Фаины делаются мягкими и круглыми.
Настал день, когда Елизавета пришла к Фаине с Серковским.
Раньше Елизавета никогда не говорила Фаине, кто из мужчин будет заливать.
Фаина подумала, что Елизавета решила сама залить, чтоб наверняка. Тем более Елизавета долго делала упражнения.
А нет, Елизавета и не собиралась сама.
* * *
Интересно, что у Фаины не было стыда ни перед женщинами, ни перед мужчинами. Что не было перед женщинами, такое объясняется и без науки. А что перед мужчинами — про такое надо было бы спросить у науки. Но у науки никто, кому надо было бы, не спросил. А с наукой так — про что не спрашивают, про то наука не отвечает.
Фаина не понимала разницу между мужчиной и женщиной, которую понимают другие люди, тем более женщины. Фаина, когда жила с матерью, мужчин в доме не видела, чтоб Фаине мать подсказала, как в доме стесняться. На улице Фаина мужчин видела, но на улице мать тоже не подсказала. Тем более на улице и стесняться не надо, если человек или женщина идет себе одетый. В Батуме и при царизме по улице люди ходили в основном одетые, потому со стеснением было плохо.
Фаина выросла среди раздетых женщин. Женщины приходили в дом и раздевались, кто до чего. Мать шила на раздетых, потому что надо всегда все на свете хорошо обмерить. Одетых женщин через одежду хорошо не обмеряешь. Были среди швеек и такие, которые шили впригляд и без примерки. Это стоило дешевле. А мать Фаины шила дорого.
Корсеты мать не шила, потому что корсеты почти что строили. А двух рук было для такой стройки мало. Но мать умела доводить построенные корсеты до невиданных высот женских грудей. Мать знала секрет подклада в нужное место. Может, и другие швейки знали, куда напихать, а мать знала меру, которая отмерялась на потолке для каждой приходящей женщины. Из науки известно, что мера есть мера всех вещей. Тем более грудей у женщин.
Фаина с самого мала слышала сначала слова «обхват груди», потом другие короткие слова — то два, то три слова. Потом Фаина видела, что мать поднимала глаза на потолок, и слышала, что потолок говорил матери материным голосом свои короткие слова. Мать карандашом писала на бумажке значки с потолка и всё.
При царизме женщины через таких людей, как швейка Мария, обманывали мужчин. Швейка Мария сделает женщине высоту грудей, мужчина посмотрит и понадеется. А ложь есть ложь.
* * *
Когда к Фаине Серковский пришел с Елизаветой на первый раз, ничего страшного ни для кого не получилось. Серковский сначала пришел, потом присел рядом с Фаиной, потом прилег. Елизавета то же самое, только с другого бока.
Полежали, поотдыхали и пошли себе обратно.
Фаина ни про что не спросила, а Фаине ни про что не сказали.
Когда Серковский пришел с Елизаветой на второй раз, тогда страшного опять ни для кого не получилось.
А было такое.
Елизавета еще от самой двери сказала Фаине, что настала пора заливать ребеночка, что, по опыту Елизаветы, — заливать лучше всего из мужчин умеет Серковский, что Серковский и будет.
Серковский пришел в халате из парчи, и веревочка поперек халата тоже была из парчи. Еще Серковский пришел в парчовых туфлях с загнутыми носами.
Лампочка под абажурчиком в уголочке в фаинской комнате тихонечко горела на полсвечечки, но и такого света хватало на разноцветные нитяные блестки. Фаина хорошо знала и халат, и туфли. Халат у Серковского взялся от известного всей Одессе индуса из цирка. А в цирк Фаину возила Елизавета, потому что в цирке туда и сюда прыгали почти что голые мужчины и женщины тоже. Елизавета всем говорила, что любит цирк за физкультуру, а сама любила не за это.
