После всего такого Серковскому пожар увиделся в новом свете огня.
Когда Новиков сватал Марию, он сватал законную мать-вдову с малолетней дочечкой. Дура-сваха божилась, что личными глазами видела бумаги на мужа вдовы, не говоря уже про карточку с часами, и обещала, что Мария привезет и покажет — и себя, и бумаги, и прочее.
А где Мария?
А Мария показала себя — хоть и во всей своей мокрой неприглядности.
А бумаги где?
А не было никаких законных бумаг.
Дуру-сваху Мария подкупила и недорого дала.
Может, поддельные бумаги и были, так они теперь водой скушанные и водой же запитые. Тем более при жизни Мария рассчитывала, что она перед Новиковым будет сильней всех на свете бумаг. Из науки уже давно известно, что женщина в сравнении с бумагой — это большая сила.
Серковский у себя в голове еще поскладывал одно с другим, и у Серковского там получилось, что не было у Марии для Новикова никаких бумаг — ни дельных, ни поддельных.
А была у Марии голая сила женщины перед мужчиной.
А чтоб такая сила стала еще сильней, Мария сговорилась с нехорошим человеком, и дом зажегся. Может, Мария хотела сказать Новикову, что как назло бумаги остались дома и что теперь Бог с ними совсем, и с прошлым домом тоже Бог, а Мария — вся тут и здесь тоже — и голова с волосом в кудельку, и туловище с двумя грудями, и ноги с откуда ноги у женщин растут. Бывает, что ноги у женщин растут с такого места, что Господи, помоги…
Потом Серковский подумал, что Марии жечь свой дом было не сильно надо. Вода в таком случае получалась даже лучше, чем огонь, — уронила бумаги в бурную воду и — ой! Может, потому и поехала Мария морем, хоть и доездилась. А пока бы послали за другими бумагами, за тем, за сем, оно как-то ж уже у Марии и сладилось бы с Новиковым…
С такими мыслями Серковский прилег себе переночевать.
Утром Серковский переночевал и пошел по женщинам.
Серковский обошел улицу, на которой до пожара стоял дом Фаины.
Потом Серковский обошел еще две улицы и почти что все на свете выспросил у женщин, которые знали Марию в бытность ее живой и здоровой.
Женщины знали Марию как честную вдову, у которой на комоде любимый муж и часы с «Дорогому за любовь». Про неправду Марии эти женщины ничего не знали.
Серковский был человек, который про себя считал, что имеет не только совесть, но и стыд. В жизни людей такое случается редко. А не редко — когда у человека имеется одно из двух. Когда у человека всего на свете по одному, это плохо. Но стыд и совесть вместе — это сильно много для человека, потому что в основном получается тесно. Как человек, у которого не тесно, Серковский на всякий случай ничем про Марию с женщинами не поделился.
* * *
Пробыл Серковский в Батуме две недели, а потом поехал обратно в Одессу.
Пока Серковский ехал, он думал.
Сначала Серковский подумал, что Новиков, раз такое дело, может выгнать сиротку бесчестной матери на улицу.
Потом Серковский подумал, что Новиков сиротку не выгонит. Не дурак Новиков, чтоб стать перед людьми и сказать, что Новиков получился дурак дураком.
Потом Серковский подумал, что хорошо бы на всякий случай взять дело сиротки в свои руки. Что надо еще посмотреть, что это за такой Баранидзе-племянник. Что, может, у Баранидзе-племянника есть сладенькое местечко для вкусненького укуса на весь рот с зубами. Что, может, если что, Баранидзе-племянник потихонечку сделается не жадный. Что, если ручеек потечет куда назначено, можно будет со временем к сиротке Фаине и посвататься и через воспитанницу почти что породниться с Новиковым в рассуждении всего хорошего и с этой стороны.
Сам по себе Серковский был как раз без жены. По годам Серковскому исполнилось тридцать лет, и, если что, на восемь лет серковского терпения хватило б. Тем более свечку под ним никто держать не захочет и прочее.
Еще Серковский подумал, что если раньше подвернется хорошая невеста, можно будет Новикову подсказать, что Фаина получилась с грошиком. Новиков — человек большого сердца и отблагодарит Серковского за все на свете труды.
Серковский уже по своему опыту адвоката знал, что главное для человека. А главное — со словами никогда не надо спешить.
* * *
В новиковском доме Фаина жила в комнате с окном от самого пола до самого потолка, еще и с ангелятами в четырех углах. Фаина сказала тому ангеленку, который получился у Фаины с правой руки, чтоб он взял и стал зайчиком. А тому ангеленку, который получился с левой ноги, чтоб он взял и стал попугайчиком.
Фаина сначала не знала, а потом уже и не узнала, что фаинский дом сгорел и пошел прахом, а зайчик с попугайчиком взяли один другого за что получилось и тоже пошли таким же прахом.
Фаине сказали, что с этой минуточки тот дом живет весь тут, в новиковском доме.
Фаина спросила, где же зайчик с попугайчиком.
Фаине сказали, что пускай она сама поищет и сама найдет.
Фаина поискала и не нашла.
Фаина сложила у себя в голове одно с другим, и у Фаины там получилось — если что, у Фаины будет не один и один, а два и два.
Фаина мерила стороны с лежачего положения в кровати. Кровать тоже была большая. Если приложить от самого пола, так получилось бы на половину окна и еще выше.
Из окна Фаине виделся мост, переходи туда-сюда — не хочу. Тем более под мостом не текла вода и ничего никуда не текло. Фаина и не хотела переходить никуда. Мать теперь жила не на свете, а на небо по мосту не перейдешь. В новиковском доме была уборная и комната-ванна с водой. Вода текла там и там тоже.
В комнате-ванне Фаину не оставляли одну. В новиковский дом для Фаины взяли девушку Марину, она и не оставляла.
Марина на вид была толстая и белая, с косой и с длинными руками вроде палок. Марина не брала Фаину за руку и свою руку Фаине не давала, а ходила сзади Фаины.
Марина и в уборной Фаину не оставляла, а почти что все делала за нее. Хоть главное делала сама Фаина, и потом просилась у Марины посмотреть, как все, что сделалось, уходит с водой. В ванне Фаина такого не просила, потому что проводила разницу. Что выходило из Фаины — это ж она и была. А грязь сверху Фаины — это ж уже получалась не Фаина.
Фаина много думала про то, что у людей бывает внутри и что сверху. Взять хоть такое. Бывают мосты, которые строят сверху воды. По такому мосту Фаина переходить тоже не хотела, а про воду под другими мостами думала, куда она несет Фаину, которая из Фаины.
Фаина спросила у Марины.
Марина такое доподлинно не знала, но обещала Фаине, что несет куда-то, куда Бог приведет.
Фаина знала, что Елизавета ответила бы. Но Елизавету Фаина спросить боялась.
