Из меня выходит весь воздух, как будто где-то открыли клапан. Я вдруг так устала, что едва могу стоять.
– Я уезжаю через несколько дней, – наконец сообщаю ему. Глубоко вздыхаю. – Я буду по тебе скучать.
Патрик кивает.
– Да, Молс, – говорит он, и этот разговор похож на точку невозврата. – Я тоже буду скучать.
День 96
После ужина надо собрать кучу вещей, моя старая сумка стоит открытая на кровати. Я устроилась здесь, как дома: из ящиков вываливается одежда, на рабочем столе раскидана помятая бумага из гостиницы.
Вспоминаю, как собиралась вот так в последний раз, хватала носки и нижнее белье и засовывала все в сумку, чтобы увезти в Аризону. Все заняло двадцать минут и завершилось в полной тишине: я выключила телефон и компьютер, чтобы сдержать напор сообщений, е-мейлов и оповещений по Фейсбуку: они сыпались одно за другим, но от Патрика ни слова. Я больше не нужна была Бристольской команде по бегу, хотя мне предложили пройти отбор осенью, однако они все равно согласились взять меня – единственную новенькую выпускницу в класс из шестидесяти пяти человек.
Год спустя я не тороплюсь, собираю джинсы, ботинки и резинки для волос; беру с собой картину и коллаж с прибрежной полосой озера, который прислала мне Имоджен. Я заплакала, когда она вручила мне его. А через минуту и она заплакала.
Компанию мне составляет Netflix, низколетящий беспилотник, который переправлял меня через лето, и я смотрю документальный фильм про тайную жизнь птиц, когда звонит мой телефон. На экране номер, которого я не знаю. Отвечаю с какой-то тревогой, думая, что это звонит очередной желающий наговорить мне гадостей.
– Алло?
– Молли?
– Да.
– Это Рошин, – произносит незнакомый девчачий голос, делающий ударение на букве «о», и после этого добавляет: – Твоя соседка.
И тут до меня доходит.
– О господи, Рошин! – восклицаю я. И продолжаю, не желая объяснять, что я все лето неправильно произносила ее имя. – Извини. У меня тут голова идет кругом.
– Дело в имени? – догадывается она и посмеивается. – Ты… точно не единственная. Я смогла произносить его по буквам только в седьмом классе.
Мы несколько минут болтаем о родителях, есть ли у нас братья и сестры, решаем, кто привезет телевизор (я), а кто – мини-холодильник (она).
– Ты выбрала себе специальность? – спрашивает она.
– Буду изучать бизнес, наверное. – Мне впервые задали этот вопрос, а у меня готов ответ. – Наверное, бизнес.
– Правда? – спрашивает Рошин. – Я всегда думала, что это так круто, когда люди могут ответить на этот вопрос. Понятия не имею, чем хочу заниматься в жизни, поэтому все эти е-мейлы, которые декан отправлял мне каждые три секунды, были супернеоценимыми.
– Уф, понимаю, – смеюсь я. У нее южный акцент, у Рошин из Джорджии. Мило. – Он очень нетерпелив.
– Я сказала себе, что выясню все этим летом, – продолжает она, – но вместо этого погрузилась в драму со своим парнем. Расскажу тебе подробности, когда встретимся. Но очень тяжело принять, что твой родной город – не единственное место в мире, понимаешь?
И тут до меня внезапно доходит. Я смотрю на зеленые деревья на улице. Через пять дней я буду в Бостоне, в месте, где у меня нет никакой репутации. Где все, не только я, будут свежими, чистыми и новыми.
– Да, – медленно говорю я, прижимаясь лбом к холодному стеклу. – Да, понимаю.
День 97
Я остаюсь после рабочего дня, чтобы подготовить все бумаги для человека, который будет работать вместо меня. Солнце уже садится, Пенн и дети давно уехали. Я выхожу на парковку и понимаю, резко втянув воздух, что на капоте моей машины кто-то сидит и ждет.
Гейб.
– Привет, – выдавливаю я. Мои глаза неожиданно застилают слезы, когда я вижу этого парня, ведь его лицо каждый день этого лета поднимало мне настроение. Хочется обнять его, крепко сжать и держать. Но вместо этого я обхватываю себя. – Что ты здесь делаешь?
– Не знаю. – Гейб качает головой, скрещивает руки и кажется раздраженным на самого себя или, возможно, на меня. На голове бейсболка, красивое лицо скрывается в тени от золотисто-розового света. – Хотел тебя увидеть. Я идиот, но это так.
– Ты не идиот, – говорю я, мой голос чуть надламывается. В уголке его рта порез, губа немного опухла – последствия драки все еще видны. В моей груди крутится что-то острое и болезненное. – Извини. Мне жаль, я облажалась.
Гейб пожимает плечами.
– Ты могла мне рассказать, – говорит он и, господи, кажется расстроенным. – Мы все лето… ты могла бы… Я признался, что люблю тебя, Молли. – Он разочарованно выдыхает. – И я не сумасшедший, знаю, что это было быстро, но…
– Так ли это было? – вдруг перебиваю я его. – В смысле, ты действительно меня любил? Или тебе просто надо было уделать Патрика?
– Молли. – Гейб качает головой, касается языком пореза и смотрит на что-то за моим плечом. – Возможно, все началось именно так.
– Это отвратительно, – сразу же говорю я и отступаю, чувствуя, как краснеет лицо и щиплет глаза из-за подступающих слез. – Это отвратительно, Гейб.
– Ты думаешь, я не знаю? – спрашивает меня Гейб. – Жить с тысячей чувств к девушке моего младшего брата, словно у него было то, чего нет у меня, и я…
– Я не вещь! – выпаливаю я, взбешенная его бестактностью. – Ради всего святого, Гейб, я человек, и это привело к огромным последствиям для меня, а ты просто…
– Я это знаю, – перебивает меня Гейб. – Конечно, знаю. И это, скорее всего, в самом начале было лишь из-за моего брата. Но факт в том, что я провел это лето, влюбляясь в тебя, и если ты все это время знала, что никогда не полюбишь меня в ответ, то…
– Но я тоже тебя люблю, – говорю ему. – Это хуже всего, ты не понимаешь? Люблю. – Забираюсь на капот рядом с ним, металл теплый после проведенного на солнце дня. Глубоко вздыхаю. – Патрик был первым, кого я полюбила, но ты… Я все лето гадала, каково было бы, если бы я с самого начала встречалась с тобой, – признаюсь ему.
Гейб вздыхает.
– Я тоже.
Мы сидим так некоторое время, наблюдаем за закатом. В деревьях стрекочут сверчки. Сейчас конец августа, весь мир замер в ожидании. Я не чувствую той неловкости, которую должна чувствовать.
– Когда ты уезжаешь? – спрашиваю его. – В Индиану?
– Послезавтра, – отвечает он. – Я не получил место в МБ. Хотя это не имеет значения. – Он пожимает плечами. – Говорят, я могу попробовать следующей весной.
Я вспоминаю все свои фантазии, как он везет меня на своей спине сквозь листья Новой Англии. И понимаю, что буду по нему скучать, в груди появляется что-то похожее на тоску.
