День 80
Когда следующим утром прихожу на работу, в кабинете на столе меня ждет огромная упаковка калифорнийского изюма.
– Вы, девочки, такие странные, – говорит Пенн.
День 81
После ужина иду с чашкой кофе в комнату и сажусь за стол, стоящий под доской и картиной. Вхожу в личный кабинет абитуриента и пролистываю страницы, пока не нахожу выпадающий список специальностей: архитектура и история искусства, образование и технологии. Прокручиваю список и добираюсь до изучения бизнеса, пальцы зависают над тачпадом ноутбука.
Глубоко вдыхаю и выбираю.
День 82
Следующим вечером иду к Доннелли, чтобы посмотреть какой-то канадский сериал, от которого Гейб в восторге, где все носят одежду в клеточку и все время говорят, коверкая слова. Его длинные пальцы играют с моими волосами. Когда заканчивается серия, распахивается дверь на кухню, и по дому разносится хихиканье Джулии. Через мгновение она появляется на пороге гостиной. За ней раздаются шаги, и я боюсь, что они принадлежат Патрику, но это Элизабет на каблуках и с мороженым.
– О, привет, – говорит Джулия, переводя взгляд с Гейба на меня и обратно. – Я не знала, что вы здесь.
– Мы здесь, – спокойно отвечает Гейб, но мне интересно, чувствует ли он, как свело мышцы на моих руках, спине и плечах: мне неловко, что я так вольготно устроилась на диване. Сколько раз Джулия заставала такую же картину? Только я лежала на изгибе руки Патрика, а не Гейба.
Но если она и считает это странным, то ничего не говорит.
– Хотите мороженого? – спрашивает она. А потом, не дождавшись ответа: – Лиззи, можешь принести еще две ложки?
И вот я в итоге делю мороженое с Гейбом, Джулией и девушкой Джулии, они обе сидят на полу и уже примерно час щелкают каналы. Мы посмеиваемся над нелепой рекламой автострахования и передаем туда-обратно мороженое. Элизабет время от времени пародирует Уильяма Шетнера.
– Я слышала, ты уговорила Пенн закатить в конце лета вечеринку для персонала, – говорит она, собираясь уходить и надевая туфли. – Это круто.
Это не совсем «Извини, я истязала тебя на работе», но и так сойдет. Гейб подталкивает меня в спину со всей незаметностью большого духового оркестра.
– Да, – отвечаю ей, игнорируя его и улыбаясь. – Должно быть весело.
Вскоре после этого Гейб провожает меня. В воздухе повис тяжелый запах дождя.
– Это было что-то из параллельной вселенной, – говорю я, качая головой. – Серьезно, мне приснился весь этот вечер?
Гейб пожимает плечами.
– Смирись с этим, Молли Барлоу. Мы с тобой – устаревшие новости.
– Наверное. – Удивленно улыбаюсь. Мы не говорили о чем-то важном, не ощущалось никакой неловкости, давления или странности. Все было… нормально.
Но Гейбу не интересно анализировать события этого вечера.
– Слушай, – начинает он, и сразу становится ясно, что у него на уме совершенно другое. – Ты помнишь моего приятеля Райана, у которого была вечеринка? Следующие пару дней он проведет на музыкальном фестивале в Нэшвилле. – Гейб пожимает плечами со слишком показной небрежностью, чтобы выглядеть равнодушным. – Он сказал, что трейлер свободен, если хотим воспользоваться им на ночь или на две.
Выгибаю брови и не могу скрыть улыбку, даже желудок совершает кульбит.
– Извини, – дразнюсь я, инстинктивно бросив взгляд на сарай, где темно и все закрыто. – Если мы захотим им воспользоваться для чего?
Гейб качает головой, все его безразличие растаяло, как мороженое на нагретом солнцем тротуаре.
– Заткнись, – бормочет он с улыбкой.
– Нет, правда, скажи мне, – подталкиваю его лодыжкой. – Я хочу знать, для чего именно мы будем использовать шикарный передвижной дом Райана.
Гейб закатывает глаза и потирает подбородок.
– Ты злющая.
– Знаю, – отвечаю ему, все еще улыбаясь. – Расскажи мне.
Он сменяет тактику, засовывает палец в ременную петлю и притягивает меня к себе.
– Чтобы побыть наедине, – отвечает он.
– О, побыть наедине. – Притворяюсь, что задумалась – если здесь есть, о чем думать. Встаю на цыпочки и прижимаюсь к его губам. – Понятно.
День 83
В ветхом трейлере Райана отвратительный зеленый ковер с грубым ворсом. Уверена, что в нем существует своя экосистема, но мы с Гейбом все равно на него садимся. Я закидываю на него ноги, и между нами на полу лежит древняя шахматная доска. Он обводит пальцем мою лодыжку, кожу в том месте покалывает.
– Моему папе нравилось играть в шашки, – рассказывает мне Гейб, обходя красной шашкой две мои. На его айфоне играет песня группы Young the Giant, тихая и медленная. – Когда шел снег, мы все время устраивали поединки.
Я улыбаюсь ему.
– Знаю.
– Черт, конечно, ты знаешь. – Гейб качает головой. – Мне нравится, что ты знала моего папу, понимаешь? Я люблю тебя. – И продолжает, когда я удивленно перевожу взгляд с доски на него: – Правда. Так и есть. Знаю, что говорил такие же слова на «Падающей звезде», но так и есть.
– Я тоже тебя люблю. – Слова вырываются прежде, чем я обдумываю их, возможно, я впервые сделала или сказала что-то, не беспокоясь, как буду при этом выглядеть. Но они правдивы, и я понимаю это, как только слышу. Такое ощущение, что все произошедшее после моего возвращения в Стар-Лейк – включая даже Патрика – вело именно к этому. – Эй, Гейб. – Я улыбаюсь и чувствую, как внутри меня что-то растекается, расплавленное и настоящее. – Я тоже тебя люблю.
– Да? – Он кажется удивленным и таким счастливым – так приятно и интересно приносить радость другим. Он склоняется над шахматной доской и целует меня. Я держусь за него как можно крепче.
День 84
Следующим утром просыпаюсь на узенькой кровати передвижного дома и вижу, что Гейб роется в мини-холодильнике, какой можно найти в общежитии колледжа под двухъярусной кроватью. В окна проникает светло-желтый солнечный свет, калейдоскопом играя на ковре.
– Привет, – говорю я зевая и ложусь на бок, чтобы лучше рассмотреть его загорелую безупречную кожу и футболку, в которой он спал. – Что делаешь?
– Оцениваю ситуацию с завтраком, – отвечает Гейб и улыбается, увидев мое сонное выражение лица. – Есть яйца. И ужасный растворимый кофе. А можно съездить в город и пойти во «Френч Роуст», если хочешь.
Я смотрю на него чуть дольше, на упаковку сомнительного сыра в руке и его утреннюю улыбку. Сказанное прошлым вечером «Я люблю тебя» звучит в моей голове, словно любимая песня на повторе. Я глубоко вздыхаю.
