А я, наверное, именно такая девушка.
Он понимает, что я обдумываю это, он отлично меня знает. Мы остановились и стоим возле ветхого пирса. Здесь нет никого, кто бы нас остановил. Здесь нет никого, кто нас знает.
– Молс, – говорит Патрик тихим голосом, – залезь со мной в воду.
Я смотрю на него. Затем вздыхаю.
– Я не буду снимать всю одежду, – уверяю его.
– Договорились.
Патрик кивает.
– И ты тоже.
Он смеется.
– Договорились.
Мы молча раздеваемся, я снимаю шорты и топик, футболка Патрика приземляется на постаревшие доски пирса. Мне хочется лишь смотреть. Мое сердце колотится в груди, как у животного в предвкушении. Ощущение завершенности, которым мы обзавелись до всего этого, рассыпалось, как мокрый песок. Я судорожно вздыхаю, стараясь не дрожать. По рукам бегут мурашки. Когда поднимаю голову, Патрик смотрит на меня. Он открыто наблюдает.
– Извини, – бормочет он, когда я ловлю его на этом, и закатывает глаза.
– Все нормально, – отвечаю, глядя на него в ответ. Мы оба стоим лишь в нижнем белье. И до меня доходит, что я впервые после своего возвращения из Бристоля не парюсь из-за того, как выгляжу.
Можешь смотреть на меня, хочу сказать Патрику. Все в порядке, это я; ты можешь смотреть.
Он пожимает плечами и потирает шею, глядя на холодную черную воду.
– Готова? – спрашивает он.
– Ага. – Прочищаю горло, сглатываю. – Если ты готов.
– Да, Молс, – говорит Патрик, – я готов.
И мы прыгаем.
Как же это бодрит, вот так пронестись по воздуху – ощущение секундного полета, холодный утренний воздух бьет по коже. Мы пронзаем поверхность воды, словно двойной взрыв.
– Черт побери, – ругается Патрик, когда мы выныриваем – холодно, в этом он прав, и этот холод резкий, внезапный и приносящий боль. Он натянуто хохочет. – И чья это была идея?
– Какого-то придурка, – отвечаю я, и голос дрожит так же сильно, как и тело. Я плыву до середины, шлепая по воде, чтобы согреться. Патрик делает кувырок, капельки воды прилипли к его ресницам. Мне хочется провести пальцем по его выступающей ключице. Интересно, что будет, если я это сделаю. Чувствую, как двигается под водой моя грудь. Господи, мне очень, очень холодно.
– Что теперь? – спрашиваю я, чуть задыхаясь.
– Не знаю, – отвечает Патрик, вода стекает с его волос и струится по щекам, и он прижимается ртом к моему.
Этот поцелуй приятный. Господи, он самый лучший. Поцелуй, которого я ждала все лето и, возможно, всю свою жизнь. Теплые губы Патрика, его влажные плечи под моими ладонями, его шея и мокрые волосы на затылке. Такое ощущение, что горит каждый сантиметр моей кожи, по всему телу оживают нервные окончания. Клянусь, я слышу ровный гул двигающейся по венам крови.
– Привет, – бормочет Патрик, лизнув точку пульса под моим подбородком. Я чувствую под ногами покрытое водорослями дно озера. Он возится с застежкой моего спортивного бюстгальтера, и я помогаю снять его. Вода кажется холодной и черной везде, где мы прижимаемся друг к другу. Мои ноги рефлекторно обвивают его талию.
– Привет, – тихо отвечаю ему и снова целую.
Наш поцелуй в темной воде продолжается довольно долго, поблизости никого нет. Я чувствую его крепкое тело, его руки распутывают мои влажные волосы. Патрик отстраняется на мгновение, чтобы посмотреть на меня.
– Молс, – произносит он таким голосом, словно я – драгоценность, нечто редкое. – Молли.
Я качаю головой и даже краснею, хотя вода как будто становится холоднее, но я замерзаю и одновременно горю.
– Патрик.
– Мои слова в тот день, когда шел дождь, были правдой, – бормочет он, громко сглотнув. – Насчет того, что ты красивая. Я знаю, что ты не выпрашивала комплимент. Но это правда.
Обхватываю его лицо ладонями и снова целую, ни о чем не желая думать, кроме этого момента, как будто звук нашего учащенного дыхания ограждает нас от всего на свете. Но все равно не могу не спросить:
– Что мы делаем? – В его вкусе чувствуются вода и зубная паста. – А? Патрик? Ты должен мне сказать, что мы…
– Я не знаю, – отвечает Патрик. За все лето я ни разу не слышала в его голосе такой уязвимости. Его лицо так близко ко мне, что я вижу крапинку в глазу, темное пятнышко, которое я рассматривала, как свое. Будто таким образом могла забраться в его душу. – Я не знаю. Мы разъедемся в разные стороны, ведь так? Ты поедешь в Бостон с моим братом.
– Я не… – начинаю я, но Патрик меня перебивает.
– Это неважно, – говорит он, его руки блуждают по мне, мое тело изгибается от его прикосновений. – Это все еще здесь, верно? Между тобой и мной. Я любил тебя, Молли, я люблю…
Патрик спохватывается и не заканчивает предложение. Я обнимаю его за шею и держусь.
День 71
На работе от меня никакого толку. Приходится трижды пересчитать общую сумму заработной платы, чтобы цифры сошлись. Не могу перестать думать о Патрике.
Вспоминаю, как в самом конце десятого класса призналась маме о нас с Гейбом – через две недели после случившегося, после выпускного, Гейб уехал работать вожатым в лагере Беркшира, а мы с Патриком так и не разговаривали. Все вырвалось из меня, как из давно спящего вулкана.
– Расскажи мне, – попросила мама, настойчиво и внимательно глядя на меня. Это было похоже на очищающий огонь.
После этого я побежала к Доннелли, не успело еще даже посветлеть, и воспользовалась запасным ключом, который Конни прятала в огороде под глиняной лягушкой.
– Проснись, – сказала я Патрику, забравшись к нему на кровать. От него пахло сном и домом. Я чувствовала себя так, словно увернулась от смертоносной пули. Как один из тех людей, что попадают под поезд, но остаются невредимыми. Я ощущала себя виноватой и удачливой. – Проснись, это я.
– Что? – Патрик заморгал и испуганно потянулся к моей руке. – Молс, что случилось? Что ты здесь делаешь?
– Я больше не хочу расставаться с тобой, – выпалила я. – Я никуда не поеду, никогда никуда не уеду; вела себя, как идиотка. – Покачала головой. – Я могу бегать и здесь, я хочу остаться здесь. Я решила и хотела рассказать тебе, как только… – Я замолчала. – Пожалуйста. Давай забудем об этом, и все станет, как прежде, хорошо?
– Эй, эй. – Патрик сел и с любопытством посмотрел на меня. Его волнистые волосы торчали в разные стороны после сна. – Ты в порядке?
– Я в порядке. Все замечательно. Я вела себя, как дура, просто…
– Ты не вела себя, как дура, – сказал Патрик. – Это я вел себя, как дурак. Я не хочу тебя сдерживать. Я люблю тебя и меньше всего этого хочу. Я, черт побери, ненавижу себя за то, что так поступал.
