– Я счастлива, – говорю Имоджен, подставив лицо солнечным лучам.
День 34
К следующему дню фестиваль набирает обороты, кемпинг забит до отказа. В воздухе висят тяжелые запахи травки, крема от загара и гриля. Девчонки в бикини отдыхают на камнях, а парень с дредами постоянно бренчит на гитаре. Этим утром мы с Имоджен приготовили на костре совершенно отвратительный кофе, а потом сдались, сели в универсал Гейба и через двадцать минут были в ближайшем городе: я купила кофе и для него и поводила стаканом под его носом, пока он спал в нашей палатке.
– Ты – моя героиня, – сказал он, и я засмеялась.
Теперь мы сбились вокруг пары столов, едим чипсы и играем в покер, сжимая в руках долларовые банкноты – я и Гейб, Келси и Стив, которые пришли к нам со своей лагерной стоянки, и Красавчик Джей, приехавший после завтрака в гостинице этим утром. Даже Патрик и Тесс играют, ее рыжие волосы спутанной косой перекинуты через плечо. Она похожа на девушку из каталога женской одежды – простовато и непринужденно. Я грызу заусенцы и попиваю воду из бутылки, стараясь не обращать внимания на руку Патрика на ее колене. Они прибыли прошлым вечером и не спеша подошли к костру. Тесс обняла меня в знак приветствия, а Патрик завис в тени.
– Привет, – сказала я ему, обратив на это внимание. Мы же решили попробовать стать друзьями, верно?
Патрик лишь посмотрел на меня, как ни в чем не бывало.
– И тебе привет, – ответил он так тихо, что расслышала только я.
Гейб вскрывает три десятки, победную комбинацию, и мы все беззлобно ворчим и скидываем карты на деревянный стол.
– Спасибо, спасибо, – торжественно благодарит он и, преувеличенно размахивая руками, тянется к призу.
– Ой, нет, подожди секундочку, – говорит Имоджен, пока Джей не убрал колоду. – У Патрика ведь фулл хаус?
Патрик поднимает голову, а потом изумленно смотрит на стол – он играл в забытье, потерялся в Патриклэнде, пока остальные тусовались здесь, на Земле. А потом улыбается.
– О, обалдеть, да.
Тянется к деньгам, но брат останавливает его.
– Секундочку, – говорит Гейб, качая головой. – Разве не так играется: не замечаешь, не берешь приз?
Патрик кривится, как бы говоря «неплохая попытка».
– Я так не думаю, чувак.
Гейб хмурится.
– Я лишь говорю, что ты совсем не играешь, о твоем выигрыше пришлось сказать другому человеку…
– Да, хорошо, но я выиграл, – парирует Патрик, в его голосе слышатся резкие нотки, которые даже не заметишь, если не знаешь его вечность. Но я-то знаю его очень давно. Переступаю с ноги на ногу. Мне не нравится, к чему все идет.
И Гейбу тоже.
– Чувак, мы же говорим о двадцати баксах, – напоминает он и качает головой, словно Патрик ведет себя глупо.
– Чувак, это вроде как мои двадцать баксов.
Дерьмо. Патрик в точности повторяет его тон, а это значит, что таким образом пытается как можно быстрее вывести Гейба. И у него, конечно, получается.
– С чего ты так взъелся? – спрашивает Гейб, прищурившись.
– С чего я так взъелся? – спрашивает он рассерженно, будто дело совсем не в двадцати баксах. Я морщусь. – Ты не победил, бро. Понимаю, это противоречит твоему пониманию вселенной, но…
– Да, твое поведение, как у стервы, противоречит моему пониманию вселенной, – перебивает его Гейб.
– Хочешь обсудить, кто у нас тут ведет себя, как…
– Я оставила очки в машине, – вдруг объявляю я и встаю так быстро, что чуть не опрокидываю стол. – Схожу за ними.
– Молли, – начинает Гейб более раздраженно, чем я привыкла. – Тебе не стоит…
– Нет, нет, я сейчас вернусь. – Понимаю, что это отмазка, но сидеть здесь и слушать их спор сродни параличу, когда по обнаженному телу ползают сороконожки. Я не могу с этим справиться, не хватит духа. Мне надо уйти.
– Тебе составить компанию? – спрашивает Имоджен.
– Нет, все нормально.
Довольно быстро срываюсь с места, но повышенные голоса уже привлекли внимание Джулии; прохожу мимо нее – она поднимается со старого пледа, на котором в компании Элизабет Риз читала журналы.
– Ты только что начала очередную войну между моими братьями? – спрашивает она, качая головой, будто поверить не может. – Серьезно?
– Я… нет, – защищаюсь. – Господи, Джулия. Они играют в дурацкую игру.
– Ага, – говорит она, проходя мимо, – конечно.
По дороге к парковке замечаю Джейка и Энни из гостиницы с какой-то сложной установкой с генератором, смутно вспоминаю, что Джейк – скаут. Он работает на стойке регистрации, поэтому его я вижу чаще Энни, работающей спасателем.
– Привет, Молли, – зовет он. – Хочешь пива?
Я почти соглашаюсь, но как только он озвучивает свое предложение, Энни бросает на него такой взгляд, который мог бы выжать воду из камня, поэтому качаю головой. Клянусь, что мне не нужен твой парень, хочется сказать мне.
Вместо этого достаю из универсала солнечные очки и присаживаюсь на бампер, стараясь глубоко дышать и слегка успокоиться. Разумом понимаю, что это не совсем моя вина: Патрик и Гейб никогда не были особо дружны, даже до случившегося. Когда мы были маленькими, их отношения ничем не отличались от других, но после смерти Чака они как будто резко разошлись в разные стороны, например, даже не ездили вместе в одной машине. Гейб стал непомерно общительным, будто считал, что, если его круглые сутки будут окружать друзья, он никогда не останется один. Патрик же поступил как раз наоборот: не хотел общаться с теми, кому Чак в свое время не дал прозвище, не хотел тусоваться или заниматься чем-то еще, кроме как сидеть со мной в сарае или его комнате и кутаться в плед. Иногда к просмотру с нами фильмов присоединялась Джулия, но чаще всего казалось, что другие просто не понимали, что произошло.
– У него умер папа, – заявила я на жалобу Имоджен, что в последнее время динамила ее.
– Да, год назад, – парировала она.
Я не знала, как на такое ответить. Всегда понимала, что отчужденность Патрика каким-то образом влияет на окружающий мир. Для меня это выглядело по-другому, ведь Патрик был моим человеком, моей второй половинкой. И я ни разу не почувствовала, что увязла, отрезана от мира или должна заняться чем-то еще, никогда не думала, что хочу оказаться в каком-то другом месте.
Так было, пока не случилось это.
Все произошло через несколько недель после моей встречи с рекрутером из Бристоля. В апреле десятого учебного года я получила от нее еще один е-мейл: Просто хотела еще раз сказать, что мне было приятно с тобой пообщаться. Я ответила ей, задала еще несколько вопросов. Я не поднимала тему с Патриком, но мысль об этом нестерпимо колола меня, словно этикетка дешевой хлопковой футболки или крошечный осколок стекла в туфле. Я никогда не испытывала таких странных чувств, как будто должна была сказать то, о чем он не хотел слышать. Такого со мной никогда раньше не случалось.
