В другой ситуации я бы попыталась вывести его ко всем, но в тот день была благодарна его склонности к уединению – так было легче избегать его брата.
А вот Гейб любит пообщаться, и я понимала, что, оказавшись здесь, все время придется находиться рядом – внедриться и стать частью вечеринки, стать человеком, который на фотографиях стоит спереди, а не прячется где-то в задних рядах с какой-нибудь обрезанной частью тела и отвернувшись.
Не только Патрик и Джулия избегают меня – Конни я пока тоже не видела, лишь мельком заметила, как она исчезла на кухне. А в остальном, если не считать озадаченные взгляды пары кузенов Гейба, этот вечер совсем не напоминает инквизиторский суд, как я ожидала.
– Не так уж плохо, верно? – подстегивает Гейб, подтолкнув меня в плечо. – Я рассказал им, что у тебя все круто, и попросил подыграть.
– Ох, весельчак. – Хочу закатить глаза, но не могу стереть улыбку со своего лица. Это напоминает победу – возможно, крошечную, но настоящую ощутимую победу. Тяну его к себе за петлю на шортах.
– Архангел Гавриил! – слышится крик от подъездной дорожки – прибыли Райан и другие друзья Гейба с вечеринки у озера. В руках – ящики пива и лимонада.
– Скажи, чтобы перестали тебя так называть, – говорю Гейбу, когда мы идем к ним навстречу. Здесь Келси с ужасными серьгами в ушах и светлой стрижкой, сандалии как у гладиаторов достают до самых ее коленей. А еще парень с длинными волосами, которого, кажется, зовут либо Скотт, либо Стив, и другие ребята, которых я не знаю. Все в солнечных очках и улыбаются, словно семейную вечеринку Гейба они не променяли бы ни на какую другую.
Келси, заметив, обнимает меня, словно мы давнишние друзья, и тут же пускается в рассказ о дизайне бирюзового украшения, которое только что заказала в магазин. Мы все вместе переходим к группе садовых кресел возле огорода, где пьем лимонад и добрую часть вечера едим чипсы. Я чувствую себя защищенной в окружении толпы, и со мной не забывают общаться. И понимаю, что с друзьями Гейба я ощущаю себя в безопасности.
Но есть странная правда – кажется, я никого не интересую на этой вечеринке. Никто не ставит подножки и не хихикает; никто не надувает пузырь из жвачки в мои волосы. Около четырех Келси поднимается за еще одной порцией салата с макаронами, и благодаря ей – а еще маргарите, которую мне подливала одна из теть, – я расслабилась и отваживаюсь сходить в туалет. Только я выхожу из небольшого туалета под лестницей, как слышу Конни за углом:
– Выйди и помоги мне с мороженым, хорошо, именинница? – говорит она. Знакомый голос отдается эхом от высокого потолка и натертых полов. Раньше мы все вчетвером скользили по ним в носках. – И перестань кривиться, будто пахнет чем-то дурным.
– А я чувствую, что пахнет чем-то дурным, – тут же парирует Джулия. – И ее зовут Молли.
– Достаточно, – перебивает ее Конни, а я бледнею так сильно, что боюсь, как бы не охнуть: подо мной словно распахнулся люк. До отъезда в Бристоль такое случалось часто, меня обсуждали, невзирая на то, слышала я или нет. Можно было бы и привыкнуть к такому. Знакомая волна стыда ощущается физически, словно головокружение.
– Давай не сейчас, хорошо? – продолжает Конни. – Пока эта девушка в нашем доме, понимаешь? – Я морщусь на словах «эта девушка» – вот кем я стала для Конни, а ведь она столько раз обнимала меня, приветствуя, укладывала в кровать и заботилась обо мне. Я была уверена, она любит меня, как своих трех детей. – Джулс, нет смысла раздувать из мухи слона и портить себе день.
Джулию это не убеждает.
– Меня это бесит, – парирует она. Я ясно представляю ее себе в одежде от «Джей Крю», ее длинные и грациозные руки и ноги. Джулия – боец, всегда им была. Я раньше говорила ей, что, если понадобится спрятать тело или участвовать в наземной операции в Тасмании, она станет первой, кому я позвоню.
– Я думаю, что это пошло. Пошло и отвратительно, что Гейб привел ее сюда, и вдвойне отвратительно, что она пришла сюда, когда Патрик…
– Патрик здесь с Тесс, – отмечает Конни.
– Мам, эта милая девушка – всего лишь отвлечение, и все об этом знают, поэтому…
– Джулия, ну хватит уже. – Кажется, Конни раздражена, точно они не впервые уже обсуждают эту тему. Вспоминаю лето, когда нам было по восемь, и Джулия решила, что не хочет носить туфли. Как она тогда была несокрушима, сколько бы с ней ни спорили! – Идем, сейчас будет торт. Сегодня ваш день рождения, мы все вместе, давай не…
– Сегодня не мой день рождения, – отмечает Джулия.
Конни вздыхает.
– Лиз, помоги мне с ней. Объясни, что Молли ничего не значит.
Раздается доброжелательный смех – Элизабет Риз тоже обсуждает меня и мое пошлое, отвратительное поведение, – но я снова и снова слышу последние четыре слова.
Молли ничего не значит.
Чувствую привкус металла во рту. Знаю, они правы, и это самое худшее – не надо мне было сюда приезжать, это было слишком.
– Уф, ладно, не втягивай в это Лиззи, – говорит Джулия, в ее голосе слышится отвращение. – Она этого не достойна, бла-бла-бла, даже при том, что она – развратная…
– Вы это сейчас серьезно? – перебивает ее рассерженный голос – Гейб. Я еще дальше вжимаюсь в полутьму ванной – сердце колотится сильнее, чем мгновение назад, если такое вообще возможно. Мне жаль, что он услышал их слова. – Сидите здесь и сплетничаете, как кучка чертовых бездомных кошек?
Джулия фыркает.
– Как кучка че…
– Я ожидал этого от тебя, Джулс, но… Какого черта, мам? Вообще тебя не узнаю.
Конни отвечает лишь через мгновение, в воздухе на это время повисает молчание.
– Габриэль…
– Молли была нашей семьей. Молли была здесь, когда умер папа. А я не… не хочу заострять на этом внимание, но для того, что произошло между нами, нужно было два человека, ясно? И Патрик – мой брат. Я по горло сыт этим дерьмом. Серьезно.
– Полегче, тигр, – нервно просит Джулия. Конни вообще ничего не говорит – а может, и говорит, я просто этого не слышу, ведь крепко прижимаю запястье ко рту, чтобы не зарыдать и не выдать себя.
Выскальзываю из ванной, когда слышу его шаги по коридору, и прикладываю палец к губам, заметив удивление и недоумение на его лице. Тащу его на кухню, прижимаю к стене и целую.
– Спасибо, – говорю ему, едва удерживая себя в руках.
Гейб качает головой и, переплетя свои пальцы с моими, сжимает руки.
– Идем, – говорит он и прикусывает мою нижнюю губу. – Ты слышала, что на улице вечеринка?
Около полуночи все постепенно начинает сворачиваться, ароматические свечи прогорают дотла, а Стиви Уандера сменяет Рэй Ламонтейн, тихо напевающий про Ханну и Джолин. Тесс недавно попрощалась с нами, ее волосы напоминали маяк на фоне черно-фиолетовой ночи. Вдалеке от костра холодно, по рукам и ногам ползут мурашки.
