— Что вы, простите, сказали?
У мамы из-под ног ушла почва.
— Я понимаю, я все понимаю, — извиняющимся тоном произнес Эдвард Кинг. — Мое чадо тоже там учится. Прошу вас, позвольте мне изложить свои доводы. Я хочу вам кое-что показать.
Он взял элегантный кожаный кейс, прислоненный к его ноге, и вытащил несколько глянцевых папочек.
— Взгляните, — сказал он, отдав по одной из них маме и папе.
Третью он протянул Стиви, но, когда понял, что девушка не сдвинется с места, чтобы ее взять, тут же положил себе на колени.
— Безопасность? — сказал отец, изучая содержимое папки.
— Лидирующая компания во всей стране. Частная, поэтому даже лучше секретной службы. Я сам пользуюсь ее услугами. И нанял ее, чтобы реализовать в Эллингэмской академии меры по обеспечению безопасности. Мне всегда казалось, что к этому вопросу нужно было подойти серьезнее, и после недавних событий я сумел убедить руководство школы разрешить мне установить там систему видеонаблюдения и контроля.
Родители Стиви просматривали папки, от изумления не в состоянии промолвить ни слова.
— Да, я это сделал, — продолжал Эдвард Кинг, — потому что Эллингэмская академия — место особенное. Там культивируют индивидуальный талант. То, что они делают для таких, как Стиви и мой сын… Я искренне верю в эту миссию. Альберт Эллингэм был великим человеком, истинным американским новатором. А сегодня в его школе готовят новых американских новаторов. Прошу вас, пожалуйста. Мне кажется, Стиви надо вернуться. В школе теперь безопаснее.
— Но та девочка… — произнесла мама, — и все, что там произошло…
— Элемент, — сказал Эдвард Кинг и покачал головой, — хотите я скажу, что об этом думаю?
Ее родители этого хотели всегда, но Стиви в подобном желании присоединилась к ним впервые.
— Я думаю, что все произошедшее — несчастный случай. Эти двое студентов, похоже, не справились с делом, и Хейз погиб. Думаю, что ваша дочь обо всем догадалась. А та девочка запаниковала и убежала. Ее найдут.
— Школе надо было проявлять больше бдительности, — сказал отец Стиви.
— А вот здесь я позволю себе с вами не согласиться, — возразил своим приятным голосом, будто на дебатах, Эдвард Кинг и откинулся на диван. — Я школу не обвиняю. Потому что очень верю в личную ответственность. Все эти вещества в академии были под замком. Видите ли, ее студенты достаточно взрослые и не настолько глупы, чтобы забираться в закрытое хранилище и воровать химикаты. Личная ответственность.
Во время выступлений это была одна из излюбленных тем Эдварда Кинга: ВОЗВРАТ К ОТВЕТСТВЕННОСТИ. Для него самого это ровным счетом ничего не значило, но слоган публике нравился. Стиви увидела, что знакомое слово родителей убаюкало.
— Моему сыну 7 декабря исполнится восемнадцать лет. Я с трудом в это верю. Но он — взрослый человек. И недосмотр школы здесь ни при чем. Если бы это случилось с ним… не дай бог, конечно, не дай бог, чтобы это случилось с ним или со Стиви, но… если бы это случилось с ним, я бы сказал точно то же самое.
Слова лились из него медоточивым ядом: такие идеальные, такие милые и совсем не те, что нужно. Все перепуталось и смешалось. Реальность нуждалась в перезагрузке.
Он подождал, пока все в комнате с ним не согласились. Стиви увидела, что его тактика сработала, и поняла, что ей представилась возможность.
— Я приехал предложить отвезти Стиви, — продолжал Эдвард Кинг, немного помолчав, — вот как остро я это воспринимаю. На улице стоит мой внедорожник, туда можно загрузить кучу сумок, а в аэропорту ждет самолет. Частный рейс. Лучше и желать нечего.
Что вы делаете, когда дьявол является к вам в гостиную и предлагает все, чего душа пожелает?
— Но почему? — бесцветным голосом спросила Стиви.
Это были первые произнесенные ею слова.
— Потому что так будет правильно, — ответил Эдвард Кинг.
По всей видимости, это была первая прямая ложь, которую он произнес в этой комнате, — первая и самая впечатляющая. К тому же эта ложь прозвучала ясно и убедительно в ушах родителей, которые действительно видели в Эдварде Кинге знаменосца, поднявшего на щит некую великую, настоящую американскую истину, которую можно было купить, подержать в руках и оставить себе. Эдвард Кинг пришел сюда, чтобы совершить Правильный Поступок, и хотел реализовать свой замысел в самолете, ниспосланном ему самим Богом.
— Кроме того, я, конечно же, хочу отблагодарить двух человек, так много для меня сделавших, — сказал он, показывая на родителей Стиви. — Вы заведуете здесь моим офисом. Я ваш должник. Поэтому…
Он повернулся к девушке и спросил:
— Ну, что скажешь?
14 апреля 1936 года, 2 часа дня
Когда Фрэнсис Крейн было восемь лет, отец взял ее в поездку на уничтоженную взрывом мельницу. Они бродили среди устоявшего каркаса здания с обрушившимся потолком, обнажавшим наверху небо. Стены покрывали подпалины. Многие машины сгорели, где-то даже расплавились, отдельные механизмы висели на проводах. Слова «МУКА КРЕЙН» на стене едва проглядывались.
— Все это, Фрэнсис, — сказал отец, — от муки. От самой обыкновенной муки.
Вот когда Фрэнки узнала о том, что этот продукт так легко воспламеняется. С помощью такого безобидного, домашнего вещества в стене можно было пробить дыру. Сколько энергии в столь благодатном продукте!
Та поездка изменила всю жизнь Фрэнки. Это было самое волшебное зрелище, которое ей когда-либо доводилось видеть. Она буквально влюбилась во взрывы, в огонь, грохот и жар. На кончике ее языка витал привкус опасности. Именно тогда Фрэнсис начала свой вояж за изнанку жизни: развалины, дымящиеся уголья, двери черного хода, помещения для прислуги. Все ниже, ниже и ниже, куда угодно, лишь бы почувствовать эту искру. У нее были свои безобидные радости: развести в корзине для ненужных бумаг небольшой костерок, украсть шляпу Эди Андерсона, чиркнуть спичкой и отправить ее в Валгаллу на озере в Центральном парке, поразвлечься с упаковкой фейерверков. Хотя порой, пожалуй, она заходила слишком далеко. Все знали, что, заслышав вой сирен пожарных машин, она могла уйти с вечеринки либо улизнуть из дома, взять такси и потом всю ночь сидеть, глядя, как языки пламени лижут небо. И вот теперь она кралась по подземному ходу Эллингэмской академии, считая шаги.
Сто, сто один, сто два…
Правую руку девушка вытянула перед собой, сжимая в ней свечу. Та горела быстро, оставляя на кулаке потеки горячего воска, пламя все ближе подбиралось к плоти. Левую руку Фрэнки завела назад и использовала в качестве своеобразного киля, осторожно ощупывая стену, чтобы ориентироваться в пространстве. Проход был настолько узкий, что стоило ей отклониться на дюйм-другой от направления, как она обязательно оцарапала бы о камень руки. В начале тоннель был выложен гладким кирпичом, и такой проблемы не было. Но чем дальше она продвигалась, тем больше строители отказывались от него и выкладывали стены глыбами грубого, местами ощетинившегося шипами камня, по всей видимости, обломками взорванной скалы.
