Он кивнул и несколько мгновений разглядывал ее, изучая выражение лица и язык тела. Девушка выпрямилась.
— Я даже передать тебе не могу, как обрадовался, услышав о твоем возвращении, — продолжал он. — То, что ты сделала после случившегося, потребовало от тебя большой смелости.
— Чего уж там, — сказала она.
Доктор Скотт удовлетворенно хмыкнул.
— Ты, может, не заметила, но в нашей системе безопасности появилось кое-что новое, — сказал он.
— Я видела.
— Вероятно, это вернет вам былую уверенность. Больше здесь ничего не произойдет. В этом семестре у нас случились некоторые трагические события, однако теперь все уже в прошлом.
Сначала Ларри, а теперь и «Зовите меня Чарльзом» подняли вопрос о системе безопасности. У каждого из них на то были свои причины, но, может, они заодно давали ей понять, что знают: в школу она вернулась благодаря Эдварду Кингу? Если так, то почему не сказать напрямую? Хотя об этом мог никто и не знать, такое вполне возможно.
Как бы там ни было, ее от всего этого охватывала паранойя.
— Как считаешь, ты готова вернуться к работе? — спросил он.
Стиви чувствовала, что полностью готова вернуться к работе, благодаря тому обстоятельству, что впервые за восемьдесят лет ей удалось совершить первый серьезный прорыв в деле Эллингэма. Но доктор Скотт, по-видимому, имел в виду учебу, а вот к ней как раз она готова не была.
— Конечно, — соврала она.
— Я разослал сообщения всем твоим учителям, чтобы ты побыстрее вошла в привычную колею. На этом пути могут возникнуть некоторые препятствия, но мы справимся.
Где-то в комнате тикали часы, громко, как бомба. Стиви посмотрела по сторонам, пытаясь определить, откуда доносится звук, и увидела на каминной полке тяжелые часы из серого мрамора, стоявшие в окружении книг и фотографий в рамках.
— А раньше эти часы здесь были? — спросила она.
— Нет, — ответил Чарльз, — мы сделали в кабинете Альберта Эллингэма небольшую перестановку, и некоторые вещи оттуда я принес сюда. Красота, правда? Существует предание о том, что когда-то они принадлежали Марии Антуанетте. Не знаю, пытался ли кто-нибудь это доказать. Я слышал, что когда-то здесь была фарфоровая статуэтка Марии Антуанетты…
— Пастушка, — сказала Стиви.
Чарльз несколько раз моргнул за стеклами своих очков «Уорби Паркер».
— Айрис коллекционировала старинный французский фарфор, — добавила она.
— Ты, конечно же, об этом знала, — продолжал он. — Что ни говори, а прискорбно, что такая красота стоит в комнате, куда практически никто не заходит. На нее нужно смотреть. Но давай вернемся к нашему вопросу. Тебе знакома эта книга?
Из кипы на своем столе он вытащил экземпляр работы доктора Ирен Фентон «Лукавый: эллингэмские убийства». Стиви зачитала ее до дыр — она была первым, с чего многие начинали изучение этого вопроса.
Она кивнула.
— Я так и думал. Мне позвонила ее автор. Доктор Фентон преподает в Берлингтоне, в Вермонтском университете. Сейчас она работает над новым изданием и ищет научного ассистента. В университете в этом качестве уже есть несколько наших студентов, что же касается тебя, то такой подходящей кандидатуры у нас не было еще ни для одного проекта. Как ты на это смотришь?
Стиви попыталась не подпрыгнуть на стуле, но безуспешно. Позвоночник превратился в пружину, рывком подбросившую ее вверх. Жизнь преподнесла ей неожиданный, прекрасный подарок.
— Что мне надо будет делать? — спросила она.
— Организовывать поиски, проверять факты, — бросил Чарльз с небрежным видом, будто это было далеко не самое главное в мире. — Отдаю тебе должное за хорошую работу над английским и историей, равно как и за реализацию индивидуального проекта. И, поскольку ты уже немало трудилась по этой теме, могу дать немного времени, чтобы ты наверстала упущенное, и поверю, что ты справишься.
Стиви уже энергично кивала.
— Спасибо, — сказала она.
— Никогда не благодари меня за то, что сделала сама. Я предполагал, что ты согласишься, поэтому на завтра назначил вашу первую встречу. Утром сядешь на автобус в Берлингтон. Она будет ждать тебя в полдень в «Тощем блине». Это кафе на берегу, где подают кофе и блины. Тебе понравится. Популярнейшее место. Ну как, звучит здорово?
Даже лучше, чем здорово.
— А теперь, — он открыл крышку ноутбука, — давай заодно разберемся с учебой и посмотрим, какие ты пропустила темы. Не знаю, получилось ли у тебя продолжить работу над чтением и изучением правил языка…
Ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха.
Полчаса спустя Стиви выпустили на волю с новым расписанием и пугающим набором «личных учебных ориентировочных стандартов». Ее одолевала радость вперемешку с ужасом, что нередко становилось билетом на аттракцион под названием «американские горки тревоги». Ее окружали люди, с которыми она могла поговорить. Можно было найти Джанелль, Нейта и Ви. Они с радостью с ней пообщались бы.
Но ничего такого Стиви делать не собиралась. Она не раз убеждалась, что, когда тебя переполняют чувства, не стоит ни с кем говорить, даже если на самом деле хочется. Она уходила туда, где никого нет, и пряталась в тени, если к ней кто-нибудь направлялся. Обожала наушники и все то, что позволяло скрыться от посторонних глаз, вечно всех избегала, даже если частичка ее естества хотела проводить время с друзьями. На практике это означало, что она отправилась в библиотеку кое-кого найти — тех, кого, вероятно, уже не было в живых. В частности, Стиви собиралась отыскать Фрэнки и Эдварда. А сведения о Фрэнки и Эдварде, скорее всего, хранились в материалах, которые она намеревалась получить у школьной библиотекарши Киоко Оби.
Библиотека, носившая имя «Астерия», располагалась в одном из самых изумительных зданий на территории школы. Альберт Эллингэм считал библиотеки святилищами знания и поэтому спроектировал ее в виде небольшой готической церквушки с башенкой. Внутри она отличалась одной потрясающей особенностью — из-за какого-то архитектурного выверта, стоило открыть дверь, как тут же взмывал сквозняк и вихрем кружил в открытом пространстве, поднимаясь все выше и выше по балконам, украшенным замысловатой витой ковкой, похожей на окаменевшие кружева. Сквозь витражные окна с изображением греческих Титанов — Гелиоса, Селены, Метиды, Эос, Лето, Паллады и Персея — струился разноцветный свет.
Киоко восседала на стуле за монументальным столом, напоминая судью на возвышении. С той лишь разницей, что на судье была теплая кофта с начесом, а волосы хранили следы от велосипедного шлема. Помимо прочего она руководила школьным велосипедным клубом, каждый день по утрам поднималась на байке по крутой подъездной дорожке, а по вечерам спускалась, совершая подвиг, который вполне можно было считать квалификационным зачетом для участия в Олимпийских играх.
