Шум воды затих, и я услышала шаги Кэннона. Сердце у меня упало. Я не могла этого сделать.
Где была та храбрая девушка, сделавшая предложение Кэннону после того, как узнала его страшную тайну? Она исчезла. Растворилась в ночи вместе с моей смелостью.
Я расхаживала по комнате. Когда-то мой дом был сакральным пространством, но теперь он пах им, нес на себе явные следы его присутствия, куда бы я ни посмотрела. Его огромные ботинки у входной двери. Его ключи в блюде на столешнице. Чаша с яблоками на столе, откуда он брал их каждое утро, вонзая свои идеально ровные зубы в нежную плоть, мурлыча от удовольствия.
Я знала его привычки, знала его запах, но не знала, каким он был бы любовником, не знала, какие звуки он издавал бы, кончая. Кричал бы он от наслаждения, невнятно стонал бы или шептал бы мое имя, выплескивая свою страсть в меня? Я дрожала от любопытства.
Я была раздражена и устала быть порядочной, зрелой, ответственной взрослой женщиной, которой, как я знала, я должна была быть. Неважно, что мое желание переспать с Кэнноном было бы ошибкой, я хотела согрешить. Хотела вырваться из маленького безопасного мирка, внутри которого я жила день за днем.
В проеме моей двери появился Кэннон, капельки воды на его коже еще не просохли, и она порозовела от горячей воды, волосы были влажными. Он был обнажен по пояс, а темные джинсы сидели на его бедрах маняще низко. Я глубоко вздохнула, готовясь объяснить ему, почему это было бы огромной ошибкой.
Он подошел ко мне так близко, что до меня донесся аромат мятно-цитрусового геля для тела, которым он пользовался. Наши отражения в зеркале были полны контрастов. Он, на голову выше меня, был спокоен и сосредоточен. Мое лицо по-прежнему было красным, как помидор, и я рядом с ним выглядела почти миниатюрной, это ощущение было мне непривычно. Я отвыкла от всего этого. Прошло много времени с тех пор, как в моей жизни был мужчина, не говоря уже о том, что он находился в моей спальне.
– Пойдем. – Его рука нашла мою, он сплел свои пальцы с моими, оттаскивая от зеркала и отвлекая от внутренней борьбы, которая шла во мне. – Пойдем выпьем по бокалу вина.
От его голоса мне вдруг стало спокойно. Весь день я мучилась, скрученная туже спирали, и его предложение было как раз кстати. Почему я боялась? Речь не шла о жизни или смерти. Двое друзей приятно проводят время, по крайней мере, в этот момент, и я могла это сделать. Полегче, Пейдж.
Я пошла вслед за ним на кухню, где он достал из холодильника бутылку белого вина. Когда он подтолкнул меня к дивану, а потом вручил бокал, я приняла его приглашение на то и другое. Я чувствовала себя, как кукла-марионетка на веревочках, но мне стало легче, когда я подчинилась его команде.
Мне показалось, что разговор между нами протекает оживленнее, чем я могла бы ожидать. Путешествия, бизнес, хобби, безопасные темы, по-прежнему намекавшие на то, что у нас было много общего. Оказалось, что мы оба интересовались гуманитарной деятельностью.
Я глубоко вздохнула, наслаждаясь как беседой, так и вином. Возмужав, он превратился в великодушного и доброго мужчину. Может быть, это отчасти объяснялось тем, что его воспитали две женщины. Его мать и сестра не расстилались перед ним – они вырастили его, никогда не позволяя ему быть самодовольным, но постарались, чтобы он был умным и трудоспособным, вселив в него ту уверенность, которая помогла ему стать мужчиной, которым он был теперь.
Пока мы сидели и болтали, я не могла отмахнуться от наших общих детских воспоминаний. Когда Кэннон снова наполнил вином бокалы, по моим губам пробежала улыбка, вызванная одним особенно трепетным воспоминанием…
* * *
– Эй! Отдай мой рюкзак, Кэннон! – Положив одну руку на свое тощее бедро, я вытянула вторую к нему, стараясь говорить как можно более властно.
Мне было двенадцать лет, и у меня недавно начались месячные. В потайном отделении моего розового рюкзака марки «Hello Kitty» хранилась пачка прокладок. Меньше всего не свете мне хотелось, чтобы младший брат Элли нашел их. Жуть! Мне было до ужаса стыдно.
– Мама сказала, что я – мужчина в доме. Это моя ответственность – носить сумки, открывать все двери и уважительно обращаться с женщинами. Он выпрямился, закинув повыше мой рюкзак на свое хрупкое плечо.
Фу! Иногда Кэннон мог быть настоящей занозой в заднице. Мы ждали у школы мою маму, которая должна была приехать и забрать нас, а он нагрузил на себя не только свой рюкзак «Капитан Америка», но также рюкзак Элли и еще коробку для ланча. Он был похож на мула.
– Дай сюда. – Я снова махнула рукой. – Я сама могу нести свой рюкзак. – Бабушка сказала, что я не нуждаюсь в том, чтобы мужчины что-то делали за меня, и кроме того, Кэннон еще даже не был мужчиной. Ему было всего восемь лет.
Он бросил взгляд на Элли, и она кивнула.
– Отлично, – сказал он, неохотно снимая с плеча мой рюкзак. – Держи.
Я с облегчением прижала рюкзак к груди, слегка удивленная тем, что совсем не злюсь на Кэннона. Если уж говорить о мальчишках, он был не так уж плох…
* * *
– Тебе лучше? – спросил Кэннон, переводя взгляд на меня.
Прикусив губу, я кивнула.
– Полагаю, было понятно, что я волновалась, а?
– Мы не обязаны это делать.
– Что? – пробормотала я.
– Ничего. Мы снова можем притвориться, что притяжения, которое ощущается между нами, не существует. Я не стану давить на тебя.
Его слова должны были успокоить меня, но вместо этого они вызвали у меня раздражение, словно царапнули по коже. Я больше не хотела притворяться. Мне надоело быть трусихой и называть это осторожностью, благоразумием, сдержанностью. Это была прежняя Пейдж. Которая боялась попробовать что-то новое, жила внутри своего мирка. Неуклонно приближалась к тридцати годам и по-прежнему была одинока – с бродячей собакой вместо стереотипного кота, но все равно закрытая и жалкая. Новая Пейдж была смелой авантюристкой. Во всяком случае, ей хотелось быть такой.
– Нет. – Я покачала головой. – Это была моя идея. Ты не давишь на меня. – Наклонившись вперед, я поставила перед нами свой бокал. – Просто я не знаю, как… начать.
– Это мое дело, принцесса.
Принцесса! Это прозвище было мне не настолько противно, насколько, вероятно, должно было быть приятно. Давно я не бывала ничьей принцессой. Или никогда, напомнил мне мой тихий внутренний голос. В детстве Кэннон так называл меня, но это было в шутку, чтобы поддразнить или подколоть меня. Этот новый, взрослый мужчина, в которого превратился оставшийся в моей памяти мальчик, вызывал у меня удивление.
Его темные глаза были наполнены невыразимой страстью. А пухлые идеально очерченные губы искривились в легкой улыбке. Он был до такой степени абсурдно сексуальным, что у меня в животе все завязывалось узлом, стоило мне только посмотреть на него.
