— При чем здесь неудача, князь? Он затонул из-за столкновений с неаполитанцами. Если бы революционное правительство не конфисковало его… что случилось, то случилось. Придется смириться, ничего не поделаешь.
— Да, у вас, фактически у единственного смешанная флотилия, которая ходит на дровах и на пару, — заключил князь, одарив собеседника красноречивым взглядом. — Вы не тот человек, кто пасует перед трудностями. Вы приобрели один пароход в Глазго, если не ошибаюсь, он называется «Сицилийский курьер», верно? О нем очень хорошо отзываются, и в Неаполе стали присматриваться к вам. Ваши корабли бороздят все Средиземноморье и выдерживают сроки поставок, что не всегда удается неаполитанским судам. В общем, вероятно, вы единственный, кто может получить договор на почтовые перевозки.
Винченцо поворачивается. Медленно.
— Вы имеете в виду исключительное право? — Как же хочется ему сейчас оказаться не в переполненном, шумном зале, а в другом, спокойном месте, чтобы в деталях все обсудить.
Князь ди Трабиа едва заметно кивает.
— Вопрос обсуждался при дворе, когда я последний раз был в Неаполе. И это не пустые разговоры: король не может больше обеспечивать почтовое сообщение с нашим островом, поэтому… — Он вытаскивает из кармана часы, изысканный предмет, маленький шедевр французского часовщика. Смотрит на них, гладит по эмалированной поверхности. — Примите к сведению, потому что, как я вам уже заметил, считаю, немногие могут этим заниматься здесь на Сицилии. И главное, такой подряд не должен оказаться в руках неаполитанцев. Это была бы неизмеримая потеря для Палермо и для всей Сицилии. Деньги, которые могли бы пригодиться на нашем острове и обеспечить людей работой, не должны уплыть в Неаполь. С неаполитанцами мы потерпим убытки, что отодвинет остров на еще более второстепенные позиции. Это повлечет слишком, слишком негативные последствия для нас, сицилийцев. Понимаете?
— Конечно, понимаю.
— Хорошо. — Князь ди Трабиа поднимает голову, любуясь расписным сводом. — В конце концов, вы создали ваш палаццо, дон Винченцо. Вы не дворянин, но ваш дом не уступает королевскому. — Он пожимает ему руку. — Подумайте о том, что я вам сказал. Сделайте необходимые шаги.
Князь ди Трабиа удаляется, проходя между танцующих пар.
Винченцо же, прикрыв губы ладонью, подходит к окну. Слухи об исключительном праве на почтовые перевозки ходят с некоторых пор, но ему они казались обычными сплетнями.
Однако.
Он наблюдает за тем, как князь садится в экипаж и уезжает. Лихорадочно думает. Меж тем музыка набирает темп, звучат новые тосты, звенят бокалы. Шум веселья поднимается ввысь и растворяется под сводом расписного потолка зала «Четырех пиков».
Монополия на почтовые перевозки посредством его судоходной компании может означать прямые сношения с Сицилийской короной. Не говоря уже о деньгах. О больших деньгах.
Одним словом, это монопольное право означает силу и власть.
Песок
Май 1860 — апрель 1866
На сто лет любви одну минуту ненависти.
Сицилийское пожелание
Набирает силу подпольная публицистическая деятельность на Сицилии усиливается, местами вспыхивают — и подавляются — крестьянские бунты, — в воздухе снова веет революцией. Дальновидные интеллектуалы из дворян и буржуа предлагают привлечь к делу освобождения острова от Бурбонов Виктора Эммануила II, короля Сардинии. Франческо Криспи, преследуя несколько целей, убеждает генерала Джузеппе Гарибальди организовать «внешний» переворот, чтобы поддержать извне сицилийские бунты и объединиться затем с Италией. Свои доводы он подкрепляет тем, что в Палермо волнения уже начались (имеется в виду восстание Ганча, продлившееся с 4 по 18 апреля 1860 года, организованное самим Криспи). Без открытой поддержки короля Гарибальди и его Тысяча, бойцы-добровольцы в красных рубашках, выступают из Кварты 5 мая 1860 года, высаживаются в Марсале (11 мая) и в конце концов входят в Салеми (14 мая), где Гарибальди провозглашает себя диктатором Сицилии от имени Виктора Эммануила II. 28 мая после кровопролитных боев гарибальдийцы входят в Палермо как герои-освободители и 7 сентября добираются до Неаполя. Встреча Гарибальди с Виктором Эммануилом II в Теано 26 октября положила начало образования Королевства Италия.
Однако после объединения чиновники Сардинского королевства вводят в Южной Италии и на острове свою юридическую, экономическую, налоговую и торговую систему, не приспособив ее к местным условиям, и отказываются идти на уступки. Среди дворян растет недовольство: потеряв культурную идентичность, они утратили и свои привилегии. Под гнетом тяжелого экономического положения народ продолжает нищать.
Таким образом, Сицилия вновь оказывается завоеванной.
Западный берег Сицилии — это чередование скал и песчаных пляжей. Здешняя природа изобилует разнообразными красками и живописными пейзажами.
И только на побережье Марсалы начинаются сплошные пляжи: тонкий песок перенесен сюда морем от сардинского городка Сан-Теодоро по воздушному пути, пролегающему мимо потрясающей красоты острова Изола-Лунга. Именно в районе Марсалы находится Станьоне, одна из богатейших лагун Сицилии, порт финикийцев, убежище греков, торговая ярмарка римлян.
В Станьоне, благодаря солеварне — системе бассейнов, используемых для получения соли путем выпаривания на солнце, — погода устойчивая, из-за чего соленость воды почти не меняется.
И неспроста марсальские винодельни возникают вблизи этих низких песчаных пляжей. Неспроста песок проникает во дворы, вторгается на склады, собирается на бочках.
Море, крупицы известняка в песке, постоянная температура в погребах делают особенным это десертное вино, полученное по воле случая, но ставшее вкусом эпохи.
Ибо песок, который лежит на терракотовых черепицах навесов, покрывающих соль, тот же, что забивается в щелки меж бутылок, хранящихся в недрах погребов. Песок, смешанный с кристаллами соли, пропахшей морем.
Это он дарит неуловимый сухой вкус слегка отдающему морем напитку, который так отличается от обычного десертного вина.
* * *
Иньяцио и Винченцо молча смотрят друг на друга. Отец сидит за письменным столом, сын стоит. За окном все еще темно.
Рядом Джулия.
— Иньяцио, — говорит она мягко, — и все же лучше тебе уехать на несколько недель… Джузеппина с удовольствием примет тебя. Помнится, в прошлом году тебе понравилось в Марселе.
Но Иньяцио качает опущенной головой.
— Джузеппина и ее муж очень добры, маман. Но я не поеду, останусь в Палермо с вами и отцом. Это мой долг. Я нужен дому Флорио как никогда.
Только теперь Винченцо выходит из оцепенения. Ему шестьдесят один, и с возрастом он погрузнел. Мешки под глазами — свидетельство бессонных ночей — старят его.
— Пусть будет так. Останемся здесь. — Он протягивает руку к Джулии, и она сжимает ее.
