Джулия идет вслед за ним.
— Виченци, — зовет она его, но он останавливает ее коротким жестом, чтобы не подходила или, может, чтобы молчала. — Мы не ждали тебя так рано, — продолжает она, пока девочки и няня встают и, опустив голову, тихо приветствуют его.
— Не сейчас, Джулия. Только тебя здесь не хватает.
Он исчезает за дверью, ведущей на лестницу, слышен стук каблуков по каменным ступеням.
Иньяцио смотрит на мать, которая скрестив на груди руки, опустила голову.
Сколько раз он наблюдал подобные сцены? Сколько раз он испытывал злость по отношению к отцу, злость, которая даже сильнее, чем внушаемый отцом страх. У него всегда нахмурены брови, лицо серьезное. С матерью он часто резок, ведет себя как чужой. Почему? Иньяцио не понимает.
Он осторожно подходит к матери, смотрит ей в глаза нежным взглядом. Тогда Джулия шепчет ему:
— Твой отец — важный человек, Иньяцио. Он не плохой. Он так устроен. У него такой характер.
— Но ты плачешь из-за него. — Он протягивает ручонку, как если бы хотел поймать слезу, застывшую меж ее ресниц.
Сверху доносится сначала разъяренный голос Винченцо, потом хлопок двери. Странно, но Джулия улыбается:
— Я пролила столько слез из-за него, что одной больше, другой меньше — нет разницы. Я знаю, кто твой отец, правда знаю. — Она укутывается в шаль, смотрит на квадратную башню. — Пойду выясню, что случилось. А ты побудь в саду с сестрами.
Гневные выкрики Винченцо продолжаются, в то время как Джулия, шурша юбками, исчезает в темноте коридора.
Иньяцио оглядывается. Сестры и няня снова сели за вышивку. Слышны приглушенные голоса родителей.
И тут до него снова доносится шепот моря, принесенный легким северо-восточным ветерком.
Незаметно от няни ребенок идет к воротам. Выходит. Впереди море Аренеллы.
Никто не обращает на него внимания.
Он колеблется. Несколько дней назад родители запретили ему залезать на скалу рядом с башней и ходить по камням. Там слишком скользко, сказали они ему. А он все лето прыгал по ним и ни разу не упал. Пару раз даже искупался там. Хотя последовать примеру рыбацких детей и нырнуть с большой скалы-острова Балата на другой стороне залива у него так и не хватило смелости. Но отец обещал ему, что следующим летом научит нырять оттуда, потому что Флорио должны уметь плавать, так как в их венах вместе в кровью течет морская вода.
Иньяцио оставляет позади подпорную стену цвета охры, пересекает пляж и забирается на камни. Из-под черного волнореза, покрытого сухими водорослями, высовывается краб. Он видит его, протягивает руку, чтобы схватить, но тот быстрее — распластавшись, исчезает в расселине.
— Нет! — восклицает Иньяцио и наклоняется вперед. Кожаная подошва скользит по сухой посидонии, он теряет равновесие, качается и падает в лужицу со стоячей водой, собравшейся меж прибрежных камней.
Тихо стонет. Смотрит на руки, на ободранные ладони. С трудом поднимается на ноги.
Пульсирующие ранки жжет от соли, но это не слишком его беспокоит. Ботинки и одежда грязные. Мама будет ругать.
Глупый краб, раздосадованно думает он. Что же теперь делать?
Иньяцио осторожно подбирается к воде. Знает, что в этом месте море глубокое, потому что мальчишки из Аренеллы здесь ныряют и выныривают уже с мешками, полными морских ежей, которых потом едят на пляже.
Он наклоняется и зачерпывает пригоршню воды, чтобы помыть ботинки. Соль щиплет еще сильнее. Закусив от боли губу, Иньяцио подается вперед, желудок сжимается, и по телу бегут мурашки страха. В лицо летят брызги от высоких волн. Он хватается за валун, чтобы удержаться, потом снова пробует зачерпнуть воду обеими руками, качается.
Сердце готово выпрыгнуть из груди, он смотрит на море: похоже, оно все почернело. Нет ни извивающихся рыбок, ни танцующих медуз, ни актинии или водорослей, цепляющихся за скалы. Только волны, все выше и выше, которые теперь окатывают его с ног до головы.
Мама сильно-сильно накричит на меня, говорит он про себя. И папа…
Лучше об этом не думать.
Надо идти назад. Он чувствует что-то в груди и не знает, как это называется.
Держась за валун, он пробует повернуться, оторвать ноги, которые, кажется, завязли в воде.
Но ветер подхватывает его и тянет вниз. Он теряет равновесие.
Столкновение с ледяной водой опустошает его легкие, как будто кто-то со всей силы плюхнулся ему на грудь. Он широко открывает глаза, тянет руки вверх, но море держит его в своих стеклянно-пенных объятиях. Он чувствует, как что-то хватает его за ноги, утягивает вниз. Тогда он брыкается, сначала пинает пустую воду, потом ударяется о подводную часть скалы. Удар настолько сильный, что один ботинок слетает.
Ужас ослепляет его. Он открывает рот, чтобы закричать, но соленая вода заполняет трахею.
— Мама! — кричит, выдыхая весь воздух, какой еще остался в груди в ту секунду, когда волна выбрасывает его на поверхность, чтобы спустя миг забрать обратно.
— Мама! — зовет и снова захлебывается водой, и закашливается.
— Мама! — безнадежно взывает он, и наступает чернота.
* * *
— Вот что случилось, понимаешь? Мы выставляли паровой пресс на Всемирной выставке в прошлом году, первый гидравлический пресс, собранный на Сицилии, Бог ты мой! А потом, когда понадобились ложки и кастрюли, мы за месяц не можем управиться с их производством. А все почему? Потому что не хватает угля, здесь его мало, надо везти из Франции. А корабли, которые должны были доставить его, до сих пор не пришли, и все это время литейный завод платит штрафы.
Папки разбросаны по столу, руки нервно перебирают документы. Винченцо находит нужную папку, открывает, выхватывает лист бумаги, кладет обратно.
Джулия наблюдает за его судорожными движениями.
— Ты знал, что управлять литейным заводом в Палермо нелегко, — вполголоса произносит она. — Даже Бен Ингэм не вошел в дело. — Она подходит, кладет руку ему на плечо.
— В этом городе никогда не бывает легко, но это не значит, что ничего не надо делать. — Винченцо останавливается: прикосновение Джулии обладает успокаивающей силой. Он делает глубокий вздох. — Джакери показал мне взыскания, полагающиеся за неисполнение договора. Я не собираюсь ничего возмещать. И у меня есть документы, которые…
Но Джулия больше не слушает его.
Она морщит лоб, поворачивается к морю. Ей послышалось… Она подбегает к окну, высовывается из него и кричит:
— Анджела! Джузеппина! Где ваш брат?
Обе девочки и няня поднимают глаза.
— Он был здесь, с нами… — отвечает мадемуазель Брижит, поднимаясь, ищет его глазами.
— Mais oui
[15], он где-то здесь бегал. Он не с вами?
