— Пойдем домой. К нам домой.
Кружево
Июль 1837 — май 1849
Чаша весов опускается под тяжестью груза.
Сицилийская пословица
В июне 1837 года эпидемия холеры, уже несколько лет терзающая Европу, достигла Сицилии. Плохие гигиенические условия, в которых жила большая часть населения, способствовали распространению болезни, и только в начале октября эпидемия была остановлена. Документальное свидетельства той эпохи говорят о двадцати трех тысячах смертельных случаев в одном Палермо.
1838–1847 годы относительно спокойные, но уже с сентября 1847 года на Сицилии поднимается волна протестов, вызванная бедностью, постоянным ростом числа сторонников независимости и социальных конфликтов. Репрессивные действия Фердинанда II разжигают народное недовольство, и 12 января 1848 года Джузеппе Ла Маза и Розолино Пило организовывают в Палермо восстание против Бурбонов. Палермо — первый сицилийский город, который провозглашает независимость от Неаполя. Главой революционного правительства становится адмирал Руджеро Сеттимо. Поддерживаемый аристократией и буржуазией, он рьяно призывает народ к решительной борьбе. Фердинанд утверждает Конституцию, и почти все итальянские государства следуют его примеру. 4 марта 1848 года король Карл Альберт провозглашает Альбертинский статут. 17 марта восстает Венеция, на следующий день — Милан. Очень скоро всю Европу, включая Папскую область, захлестывает революционная волна: 24 ноября 1848 года папа Пий IX вынужден бежать в город-крепость Гаэта. 9 февраля 1849 года провозглашается Римская республика под руководством триумвирата (Карло Армеллини, Джузеппе Мадзини, Аурелио Саффи).
Однако революционное движение в очередной раз подавлено. Довольно скоро становится ясно, что остров Сицилия политически разрознен (Мессина и Палермо, например, злейшие враги) и что интересы революционных сторон не совпадают: дворяне и буржуазия стремятся к обогащению (желая прибрать к рукам церковное имущество), а народ рассчитывает на перераспределение земель. В мае 1849 года преследуемое бурбонскими войсками ослабленное революционное правительство решает сложить оружие. Фердинанд II проявляет милосердие: смертную казнь для руководителей восстания заменяет ссылкой. И объявляет королевское помилование тем, кто поддерживал революцию.
Хлопковая пряжа, иглы, коклюшки, подушки для плетения кружев.
Кружевоплетение — это искусство.
Чтобы сплести несколько сантиметров кружев, чтобы, переплетая одну нить с другой, создать узор из тонких линий, нужны уверенные руки, терпение и острое зрение.
Это хорошо знают кружевницы с небольшого острова Бурано, который веками кормился за счет их трудов. Екатерина Медичи, убедив нескольких женщин поделиться своими умениями, отправила их во Францию преподавать в монастырях это секретное искусство. Кружево Центральной Европы отличает зубчик, геометрический орнамент, украшающий одежды самых богатых в королевстве мужчин и женщин. Лучшие школы кружевоплетения перемещаются из Италии на север Европы: в Валансьен, Кале, затем в Брюссель и Брюгге.
Столь любимое Наполеоном кружево становится обязательным атрибутом придворных нарядов.
В Англии, на родине промышленной революции, для плетения кружева на тончайших тканях начинают использовать вязальные машины. Даже королева Виктория выходит замуж в вуали из гипюра, произведенного механизированным способом, и кажется, что нет больше будущего у этого изящного искусства.
И все-таки ручное кружевоплетение не умирает. Появляются коклюшки, позволяющие работать быстрее благодаря наматыванию на них нитей. Входит в обычай использование крашеного шелка. Девушки из бедных семей дерзают осваивать ремесло.
Лишь годы спустя это старинное искусство вновь расцветет в Венеции и оттуда распространится по всей Италии.
Кружево ручной работы становится достоянием немногих богатейших семей. Оно ценится наравне с ювелирными украшениями.
Сокровище.
* * *
Стоит невыносимая жара, палит беспощадное солнце.
Палермо умирает. По виа Кассаро проезжают телеги, запряженные изнуренными клячами. В телегах — трупы. Извозчики кричат:
— Кому мертвых похоронить?
Кто-то дает знак и спустя минуту выбрасывает тело из окна.
Каждый день город платит дань жертвами холеры, добравшейся до острова с континента в июне 1837 года. И то, что не удалось сделать заразе, довершают люди. Вслед за эпидемией пришел народный бунт, подстрекаемый теми, кто обвиняет короля в распространении инфекции: вода и еда, кричат они, нарочно были заражены, чтобы умерло больше людей.
Фасады барочных дворцов из туфа, крепко запертых на засовы, напоминают раскаленные на солнце черепа. Брошенные дворянами жилища обшаривают в поисках еды или денег. Магазины и лавки поджигают. Вымаливая кусок хлеба, люди умирают прямо на улицах. Зерно из деревень больше не привозят. Дезинфекция хлором не защищает от заразы, лишь заполняет переулки вонючим дымом, который смешивается с заплесневелым запахом костров, разводимых на площадях для сожжения простыней и мебели. Только два-три доктора, оставшихся в городе вместе с несколькими монахами, ходят из дома в дом для соборования. Или помолиться за упокой души усопших.
Даже море, виднеющееся за Порта-Феличе, кажется нереальным, почти недостижимым. В бухте Кала всего несколько судов. Многие из них стоят на якоре из-за карантина.
Винченцо проходит вдоль стены по виа Арджентьери. Он пока не уехал из города, но сделает это совсем скоро. Пинком отшвыривает бродячую собаку, копающуюся в мусоре. Закрывает лицо носовым платком, чтобы не дышать вредными испарениями, поднимающимися от сточных вод канализации. Повсюду тяжелый запах смерти, от которого некуда деться.
В начале виа Дзекка-Реджа в окружении вооруженных мужчин — экипаж с зашторенными окошками. Джулия, в шляпе с вуалью, стоит рядом. Она ищет Винченцо глазами, вглядывается вдаль. Увидев его, прижимает руки к груди и бежит навстречу.
— Поехали с нами, — с ходу говорит она, без приветствия.
Он мотает головой, настойчиво повторяет, что пока не может.
— Дом недалеко от Монреале
[12] и очень хорошо защищен. Джованни и твои родители присоединятся к тебе сегодня вечером. Не выходи никуда и как можно меньше общайся с незнакомыми людьми, — велит он ей.
Из экипажа доносится плач Джузеппины и жалобный голосок Анджелы. Джулия, охваченная тревогой, берет его за руки.
— Ты скоро приедешь?
— Да, да. Будьте осторожны, пусть вам кипятят белье и…
Она целует его так крепко, как будто прощается с ним навсегда.
— Я не хочу уезжать, — говорит она и хватает его за запястье. — Отправим девочек. Я останусь… Если ты заболеешь, кто будет ухаживать за тобой? — умоляет она.
