В голосе барона слышится страх и стыд:
— Я… У нас огромные траты и… Обстоятельства вынуждают меня просить вас принять решение не позднее, чем завтра.
— Завтра? Не думал, что вы в таком плачевном положении. — Удивление Винченцо кажется искренним. Он поворачивается к Мессине, но тот качает головой, кивая на бумаги: слишком мало времени. — Видите? Мой секретарь тоже считает, что это невозможно. Нужна как минимум неделя, чтобы оценить ваши гарантии.
Винченцо первым встает и прощается:
— Вы узнаете ответ через неделю. Доброго дня, синьоры.
Барон тянет к нему руку:
— Подождите! — Хватает за рукав поверенного, теребит его. — Нет! Ради всего святого, нет! — Он почти кричит: — Будет слишком поздно, скажите ему!
Поверенный пытается успокоить барона, пока Мессина в растерянности собирает документы, кивает в знак прощания и уходит.
Он догоняет Винченцо у экипажа. Старается не замечать радости в его глазах.
— Но, дон Винченцо, вы не думаете, что… Вы были слишком… — Тяжело дышит.
— Нет. Ему нужны деньги, он на все пойдет, лишь бы получить их. И он их получит, но на моих условиях.
* * *
— В качестве гарантии займа предложены: корабельный и береговой инвентарь, такелаж, якоря, бочки, прибрежная акватория и склады тоннары…
Нотариус Микеле Томайо читает монотонно, как псаломщик на похоронной мессе.
Винченцо, в темном костюме, погружен в свои мысли. Не обращает внимания на жужжание мухи, залетевшей в комнату, шелест страниц, поскрипывание стульев.
Барон Меркурио Наска ди Монтемаджоре сидит далеко от Винченцо, сверлит его ненавидящим взглядом. У него красные щеки и тяжелые веки. Если бы взглядом можно было убить, Винченцо Флорио умер бы в страшных мучениях.
— Это все, — нотариус обращается к барону. — Вы уверены, что хотите подписать?
Барон смотрит прямо на Винченцо:
— Он не оставил мне выбора, этот… ростовщик. — Голос наполнен ненавистью и злобой.
Винченцо, кажется, только сейчас заметил его.
— Ростовщик? Я? Барон, здесь вам не благотворительное общество.
— Вы пользуетесь тем, что я попал в тяжелое положение! — Барон кривит рот. — Вы вынуждаете меня распродавать за бесценок мое имущество.
— Нет, синьор, не надо лукавить. Я попросил неделю, чтобы оценить ваши гарантии, и правильно сделал. Выяснилось, что оборудование фабрики находится в жалком состоянии. Тогда я пошел вам навстречу и согласился приобрести вашу долю тоннары. В ответ вы попросили меня заплатить наличными, чтобы закрыть рот кредиторам. Вы их получили. А теперь смеете меня упрекать, что я не оставил вам выбора?
— В вас нет дворянской крови, сразу видно! Вы ничтожный заносчивый тип, — в голосе появляются визгливые ноты. — Vous êtes un parvenu insolent!
[8]
Винченцо, взявший было гусиное перо, чтобы подписать договор, замирает. Не важно, что прошло уже много лет или что вместо сицилийского звучит французский. Это оскорбление все еще обжигает, и так будет всегда.
— Можете отказаться от сделки, если желаете, — говорит он холодно.
В комнате повисает тяжелая тишина, нарушаемая лишь жужжанием мухи. Капля чернил падает на лист бумаги.
Всем известно, и нотариусу Тамайо в том числе: барон разорен. Все также знают, что он гордец, каких мало.
— Вам слово, синьор барон, — вмешивается тогда нотариус, чтобы продолжить процедуру. — Что вы решите?
Напряжение сильное. Барон, вероятно, раздумывает, сможет ли он еще немного продержаться, продав последние украшения жены или уступив свою долю тоннары монахам из Сан-Мартино-делле-Скале, которые уже владеют частью предприятия. Но он отлично знает, что монахи за грош удавятся, а драгоценности жены оценят немногим больше, чем залежалый товар. Он сдерживает слезы унижения.
— Подписывайте же, ради Бога, — шипит он. — Подписывайте и исчезайте из моей жизни.
Винченцо ставит подпись одним росчерком под чернильным пятном… Уступая место Иньяцио Мессине и помощнику барона, чтобы те завершили бюрократическую процедуру, отходит в сторону; скрещенные руки на груди, нахмуренные брови придают ему вид хищника.
Сделка завершена, к Винченцо подходит Мессина.
— Я мог бы и сам с вашей доверенностью. Не пришлось бы присутствовать при этой сцене.
Но Винченцо вперился взглядом в Наска ди Монтемаджоре.
— Может, в следующий раз. Не сегодня.
Протягивает руку.
— Дайте мне сумку.
— Но…
Его взгляд непреклонен.
Винченцо подходит к барону, понуро сидящему на стуле, бросает сумку ему на колени. Барон не успевает поймать ее, и монеты падают на пол, катятся по ковру.
Винченцо Флорио выходит из комнаты, а барон Наска ди Монтемаджоре, ползая на коленях, собирает деньги с пола.
* * *
— Осторожно, аккуратнее… Святая Мадонна, да что вы делаете, не можете бережно относиться к чужим вещам?
Джузеппина нервничает, пытается руководить носильщиками в коридоре нового дома.
Большой одноэтажный особняк. Тоже на виа Матерассаи, но под номером 53.
Винченцо купил его у соседа по магазину, Джузеппе Калабрезе. Точнее, речь шла о долговом обязательстве, которое Калабрезе не успел добросовестно исполнить в срок. Но деньги счет любят, так что совесть тут ни при чем.
В действительности, здесь было две квартиры, которые он соединил, снеся несколько стен. С крыши открывается вид на бухту Кала до самого горизонта, а с другой стороны — на город и горы. И поскольку ему нравится панорама, он пристроит небольшую террасу, где будет проводить летние дни.
Джузеппина от усталости опустилась на стул и только и может что распоряжаться, куда ставить мебель. Наведением порядка займутся горничные.
На пороге появляется Винченцо.
— Ну что, мама, вам нравится?
— Еще бы. Такой просторный… Столько света!
Мысль украдкой возвращается к домишку на площади Сан-Джакомо, потом к другому, уже на виа Матерассаи, где умер Иньяцио, — арендованное жилье, что годится для скромных тружеников.
— Красивый, — кивает Джузеппина и обводит глазами дом. Сын отремонтировал его. Заменил оконные рамы, заново заказал расписать стены и потолки изображениями цветов и голубого неба. В доме даже есть водопровод и помещение для экипажей.
— Конечно, здешний воздух не то, что в Баньяре, но…
— Опять? — сын закатывает глаза. — И как вам не надоело постоянно твердить об этом городишке! Вот наш дом. Хватит вспоминать наемное жилье и лачуги в Калабрии. Отныне и впредь мы живем здесь.
