— Ну да.
Иньяцио прислоняется к стене. У его ног — черная вода и камни; впереди — солнечные блики.
Чередование светлых и темных времен, к которым ему приходилось приспосабливаться, — вот что такое его жизнь. У него все получилось, быть может, потому, что он стал тем, кем не был.
— Нужно вернуться на виа Матерассаи. У меня еще дела. — Он отрывается от стены.
— Но, дон Иньяцио, уже полдень. Мы доберемся до города только к вечеру!
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня! Меня ждет Винченцо, нужно закончить одно дело.
Он садится в экипаж. В последний раз смотрит на море у тоннары в Аренелле, смотрит с тяжелым сердцем, с тоской и сожалением.
* * *
18 мая 1828 года Иньяцио открывает глаза. Солнечный луч пробивается сквозь закрытые ставни окна, выходящего на виа Матерассаи: яркая полоска света — предвестник лета, как и ласточки, что щебечут под крышей.
Он устал. Ночь была ужасной. Так и не удалось заснуть. Уже долгое время его мучают боли в желудке. Бывает, он не ест ничего, кроме хлеба и фруктов.
Вставать не хочется, но надо. Опираясь на матрас, он пытается подняться, чувствует головокружение, откидывается на подушки. Левая рука болит, но это нормально, ведь он часто спит на левом боку. Отдышись, подожди.
Незаметно он впадает в дремоту.
Просыпается через час. Зовет прислугу. Шаркая тапками, приходит горничная Олимпия.
— Здесь я!
Олимпия распахивает ставни. Солнце врывается в комнату, освещает скомканную постель.
— Дон Иньяцио, что с вами? Матерь Божья, вы бледный, как полотно!
Иньяцио душит приступ кашля, он с трудом садится.
— Ничего страшного, живот немного болит. Приготовь мне отвар лаврового листа с лимоном. — Он растирает грудь. Желудок, кажется, закипает.
Олимпия собирает разбросанную одежду: накануне у него не было сил ее повесить. Горничная аккуратно складывает брюки и продолжает болтать:
— Ваш племянник приходил проведать вас. Волновался, бедняжка. Увидел, что вы спите, решил дать вам отдохнуть. Он сейчас в магазине. А теперь обождите минутку, я сделаю вам отвар с лавровым листом.
Олимпия уходит. Иньяцио опирается о стул, чтобы встать. Стоя дышится лучше.
Пьет отвар, бреется, одевается. Руки не слушаются.
Вот и прошла молодость, думает он, глядя в зеркало. У него опухшие веки, седые волосы, ослабевшие руки. Время — кредитор, который не принимает долговые расписки.
Из кухни доносится голос Джузеппины. Должно быть, ходила на рынок. Она говорит, что любит сама ходить за покупками. Но Иньяцио-то знает, что на самом деле она не доверяет горничным.
Он завязывает галстук, на пороге появляется Джузеппина.
— Олимпия сказала, что тебе плохо. Мы с Винченцо подумали…
— Я в порядке, — перебивает он слабым голосом. Надевает куртку, но движение руки причиняет невыносимую боль в левом предплечье. Он теряет равновесие.
Она пытается его поддержать, они вместе оседают на пол. Впервые за много лет Иньяцио и Джузеппина так близко. Он чувствует ее запах; она чувствует, как ему плохо.
Сердце стучит громко-громко. Боль в груди вспыхивает внезапно.
Иньяцио падает, увлекая за собой Джузеппину, керамический таз с водой тоже летит на пол. Кругом вода и осколки.
— Олимпия! — кричит Джузеппина. — Олимпия!
— Дон Иньяцио, пресвятая Мадонна! Как же так? — Горничная хватается за голову.
— Помоги мне уложить его в постель.
Иньяцио без сознания, его тело сотрясается в конвульсиях.
— Зови Винченцо! Беги в магазин, скажи, чтобы мигом сюда!
— Беда, беда! — причитает Олимпия. — Ой, что же будет! — Ее плач — как предвестник неминуемой катастрофы.
И Джузеппина плачет. Лицо Иньяцио становится восковым. Она прижимает его к груди, убирает волосы со лба. Расстегивает воротник, срывает галстук.
Что же это? Он не может умереть, он всегда был, он…
— Иньяцио! — зовет она и плачет. — Мой Иньяцио!
Джузеппина не может сдержать рыданий.
Чувствует, как дрогнула его рука в ее руке.
Иньяцио открывает глаза, их взгляды встречаются. Он разжимает пальцы, касается ее щеки.
И Джузеппина вдруг все понимает. Понимает, что теряет самое дорогое. Понимает, что была сказочно богата, хоть и не осознавала этого.
— Дядя! — Винченцо бросается в комнату, опускается на пол рядом с Иньяцио. — Дядя, что с тобой?.. — Он кладет руку ему на грудь, а Джузеппина продолжает крепко держать его в объятиях, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Дядя! Нет! Нет, нет! — кричит Винченцо. Дядя не может умереть вот так, оставить его одного. Как он будет жить дальше?
Иньяцио смотрит на Винченцо, по губам пробегает тень улыбки.
В этот момент сердце его перестает биться.
* * *
Иньяцио Мессина официально сообщил нотариусу Серретте о смерти Иньяцио Флорио. Нотариус приехал на виа Матрассаи на следующий день после похорон, чтобы огласить завещание.
В гостиной, где собралось множество родственников из Баньяры и служащих дома Флорио, нотариуса принимает Винченцо. В углу, в траурных одеждах, сидит Джузеппина. Она постарела в одночасье. Где теперь ее боевой дух и суровость? Лицо потемнело от слез. Она часто заходит в комнату Иньяцио, проводит рукой по кровати, тяжело вздыхает и выходит.
Вместе с нотариусом Серреттой родственники и служащие усаживаются за стол. Все, кроме Винченцо, — тот остается стоять у окна, смотрит на улицу. Руки скрещены на груди, лицо непроницаемо.
Майское солнце пляшет на стенах, на старых фламандских гобеленах, на коврах, купленных у капитанов кораблей, приплывших с востока, на мебели из черного дерева и ореха. Все это выбирал Иньяцио, думает Винченцо.
Благодаря ему за тридцать лет многое изменилось: их маленькая лавка превратилась в большой торговый дом. Они стали теми, кем стали.
Флорио из Палермо.
И его, Винченцо, он воспитал мужчиной.
Нотариус называет цифры, доли в наследстве, завещанные племянникам из Баньяры, содержание для сестры Маттии и ее детей.
Винченцо как будто застыл.
— Вы слышали, что я сказал, дон Винченцо?
Дон Винченцо. Все глаза устремлены на него. Теперь он глава семьи.
Нотариус Серретта ждет.
— Да, — отвечает Винченцо.
Он знает завещание дяди наизусть. Несколько лет назад они составили два похожих документа, в которых один передавал наследство другому. Но есть один пункт, который Иньяцио добавил недавно. Это знак, послание. Когда нотариус зачитывает этот пункт, Винченцо, кажется, чувствует, что Иньяцио где-то здесь, рядом.
