В наступившей тишине Маттия закрывает глаза.
— У тебя есть сын, твое сокровище, — грустно улыбается она. — И у тебя тоже есть Иньяцио, не забывай об этом.
* * *
Когда Джузеппина сообщила, что Паоло стало хуже, Иньяцио вызвал цирюльника Карузо. Тот заверил его, что поедет в Ноче, как только у него будет экипаж.
— Ухудшение может быть вызвано мокрóтой или жидкостью в легких. Нужно обязательно проверить легкие.
Тогда Иньяцио нанял извозчика и сам поехал за лекарем. Он должен навестить брата. Нужно рассказать ему, что приехала Маттия, нужно дать ему надежду, так он говорил себе, пока ехал с цирюльником по дороге, ведущей через оливковые рощи к Ноче.
Должна же быть надежда.
* * *
Возвращается Иньяцио поздним вечером.
У него тяжелая поступь. Глаза покраснели. Винченцо и Рафаэле спят рядышком, утомленные впечатлениями прошедшего дня. Виктория подмела комнаты и тоже пошла отдыхать.
Джузеппина и Маттия ждут его на кухне.
Джузеппина всматривается в его печальные глаза. Встает навстречу, кутаясь в шаль.
— Ну, что там?
Маттия за ней. Иньяцио качает головой.
— Все напрасно. Он не хочет тебя видеть.
Маттия закрывает рукой рот, чтобы не вырвались рыдания, раскачивается всем телом взад-вперед.
— Как? Даже в смертельной болезни? Даже сейчас сердце его не смягчилось?
Джузеппина хочет ее обнять, но Маттия отталкивает невестку.
— Это безжалостно, бессердечно. Неужели я не заслуживаю прощения?
Иньяцио прижимает ее к груди.
— Прости. Он начал кричать, у него кровь пошла горлом. Пришлось дать ему лауданум, чтобы он успокоился. — Иньяцио ищет поддержки у Джузеппины, та стоит позади Маттии, сжав кулаки, глаза блестят.
Он не будет рассказывать о том, как рассердился брат, о той ярости, которую он выплеснул на него. О той боли, которая его пронзила, когда Паоло сказал, что для него Маттия умерла. Что если она приехала ради денег, то может убираться ко всем чертям, потому что завещание уже составлено, и он позаботился о том, чтобы сестра и ее муж не получили ни гроша.
Не нужно говорить об этом Джузеппине. Она и так знает.
Но даже ей он не может рассказать об отчаянии цирюльника. По крайней мере, не сейчас.
Маттия отстранилась от брата.
— Я предстану пред Богом со своими грехами, но только не с этой обидой! — Она бьет себя в грудь. — Он мой брат, я люблю его и молюсь, чтобы Бог простил его за то, что он так поступает со мной. Я поругалась с мужем, чтобы приехать сюда, а родной брат отталкивает меня, как прокаженную?
Маттия плачет. Джузеппина ведет ее в спальню.
— Успокойся, сердце мое, — шепчет она. — Идем спать.
Они — сестры, хоть и не по крови, думает Иньяцио. Невестка оборачивается к нему.
— Я оставила тебе макароны с брокколи. Они еще теплые. Поешь и иди отдыхать.
Иньяцио кивает, но он не голоден.
На пороге Маттия останавливается.
— Зло всегда возвращается, — говорит она. — За него приходится расплачиваться детям и внукам. Он причиняет боль не только мне, а всем нам: он должен помнить это всегда.
Джузеппина с Иньяцио вздрогнули.
Эти слова звучат как пророчество, а ведь слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
Оно теряется во времени, переходит от поколения к поколению, пока не становится истиной.
* * *
Джузеппина ждет, пока Маттия уснет, чтобы навести порядок на кухне.
— Разве я заслужила такое отношение? — все повторяла Маттия. — Я кормила его, как мать, стирала ему одежду. Защищала его. А теперь он отталкивает меня! — И снова в плач. Джузеппина вытирала мокрое от слез лицо невестки, а внутри у нее все кипело от злости.
И что теперь? Чего бы ей хотелось? Чтобы муж, которого она никогда не любила, выздоровел и вернулся домой?
Для нее муж — это защита, единственная, которая у нее есть. Это еда на столе, это ведро углей для жаровни.
Она кутается в шаль. Нет, не это ее пугает. Что-то другое, глубоко личное, о чем она даже думать не смеет.
Она вздрагивает, увидев силуэт в темноте.
Это Иньяцио сидит, уронив голову на сложенные на столе руки. Плечи его трясутся. Он плачет.
Глухие отчаянные рыдания мужчины, который не может сдержать боли, так она велика.
Джузеппина отступает, возвращается в спальню.
* * *
Иньяцио не может уснуть. Он надеялся, что слезы помогут, принесут облегчение, но этого не случилось. Он боится, что не справится со всем, что на него обрушилось. Боится, что у него ничего не выйдет.
Ему тяжело даже думать об этом, не то что делиться с кем-то своими переживаниями.
Он встает, тщательно одевается, чтобы никто не подумал, что у Флорио случилась беда. Не важно, что еще очень рано, так рано, что даже не рассвело. Нужно пойти в лавку, работа найдется.
Он выходит на кухню и видит Джузеппину.
— Как Маттия? — спрашивает у нее.
— Еще спит, бедняжка. Ночью ей снились кошмары.
Джузеппина ставит перед ним чашку теплого молока.
— А ты? Ты поспала?
— Немного.
Она берет метлу, начинает подметать. Иньяцио макает хлеб в молоко.
Внезапно Джузеппина замирает с метлой в руках. Просит, не глядя на него:
— Скажи мне правду!
И он понимает, как всегда понимал ее. Вкус молока вдруг становится горьким.
— Ему хуже. Я не хотел скрывать это от тебя.
— Так цирюльник сказал?
— Да.
— Он умирает?
Иньяцио молчит.
Перед ним пустота. Нет звуков, нет запахов. И Джузеппины нет, она исчезла, вместо нее какая-то статуя.
Слышны всхлипывания. Метла с шумом падает. Отчаяние вырывается вместе с рыданиямим, слезы текут по лицу, плечи вздрагивают.
Иньяцио давно понял, что, живя рядом с кем-то долгое время, привязываешься к нему. Любишь не человека, а свои представления о нем, чувства, которые он вызывает, даже ненависть. К своим демонам тоже привязываешься.
— Пожалуйста… Не надо… — просит он, обнимает ее, крепко прижав к себе, потому что, кажется, ее тело разрывается на части, так вздрагивает оно от рыданий.
Ее слезы текут по его шее. Он замечает, что тоже плачет. Так они плачут вместе, обнявшись. Но когда слезы прекращаются, он чувствует, как напрягается ее тело. Джузеппина поднимает голову, их губы почти соприкасаются.
