В стороне — Джозеф Уитакер с женой Софией и третьим из своих двенадцати детей, двадцатилетним Уилли, смотрят, кто пришел выразить соболезнования. И Габриеле Кьярамонте Бордонаро, со шляпой в руке, стоит рядом с детьми герцогини.
Все взгляды устремлены на постель.
В это невозможно поверить.
Завидев Винченцо, Алессандра Спадафора встает. Пошатывается, и тогда он идет ей навстречу, сжимает в объятиях. Они оба осиротели, каждый по-своему.
— Как это случилось? — спрашивает он, помогая ей сесть.
— Ночью он внезапно плохо себя почувствовал. Весь побагровел, ему стало трудно дышать. — Герцогиня протягивает руку и гладит безмятежное лицо Бена. Как из бумаги. Потом показывает на темное пятно у виска. — Врач сказал, что, возможно, лопнула вена. Он… он… Когда врач приехал, было уже… — Она судорожно рыдает, сжимая руку Винченцо.
У него ком в горле.
Не может смотреть на труп.
Только не он, говорит он себе, сглатывая слезы.
Бен, который хвалит его за то, что он женился на Джулии. Бен, который всегда относится к нему как к сопернику, и никогда как к врагу. Бен, который вместе с дядей Иньяцио сопровождает его на пароход, отплывающий в Англию. Бен, который рассказывает ему об английской деревне. Бен, который знакомит его со своим портным…
Брат, друг, соперник, компаньон, наставник.
И с ним Винченцо должен теперь попрощаться. Еще более одинокий.
* * *
Перед Джулией цитрусовая роща, что раскинулась вокруг красивейшей виллы на холмах Сан-Лоренцо. Недавно прошел дождь. Блестящие от дождя листья сверкают на дневном солнце, с земли поднимается влажный, успокаивающий запах.
Флорио переживают трудные времена. Винченцо мрачный, взбешенный политической ситуацией, создавшейся после присоединения Сицилии к Сардинскому королевству савойских герцогов, которые ведут себя здесь не как монархи, а как хозяева. Навязывают свои законы, присланные ими чиновники не прислушиваются к тем, у кого больше опыта в обращении с сицилийцами, которые хоть и недоверчивый народец, но дай им немного, и они весь мир положат к твоим ногам. А этим только и надо, что обложить налогами, не слушая никого, не вникая в здешнюю жизнь.
Иньяцио далеко, занят делами. Ей больше не о ком заботиться: у Анджелины и Джузеппины свои семьи. Свекровь под присмотром двух служанок, которые сидят с ней днем и ночью.
Одиночество ранит сильно.
Но особенно ее тревожит, что Винченцо, кажется… больше не интересно, о чем она думает, каковы ее желания. Это показала недавняя ссора. При одном только воспоминания о ней у Джулии снова вскипает кровь. Как он смел так грубо заставить ее замолчать? Как мог говорить ей такие ужасные вещи?
Она доходит до балюстрады, отделяющей веранду от сада, смотрит на деревья. За горами кромка солнца. Прошедший дождь очистил воздух от песка, принесенного африканским сирокко, этого проклятого всепроникающего песка.
Джулии не нравится здесь жить. В огромной двухэтажной вилле с танцевальной и гостевой залой, конюшней и земельными угодьями. Винченцо купил ее более двадцати лет назад, до того как они поженились. Бесспорно, красивый дом, не хуже иных дворянских усадеб. По соседству — вилла князя ди Лампедуза и охотничий домик Бурбонов, Китайский павильон. Во всех отношениях приятное местечко — в окружении цитрусовых рощ, с аллеей, усаженной деревьями, которая ведет к морю в районе Монделло, разрезая надвое усадьбу Фаворита.
Винченцо и особенно Иньяцио летом предпочитают жить здесь, а не на вилле «Четыре пика». Но она сама, ее сердце и воспоминания попали в сети тоннары в Ареннелле, ставшей частью ее жизни, ее судьбы. Если бы могла, она собрала бы вещи, оставила бы мужчин и вернулась в то счастливое место.
Джулия опирается на парапет из туфа, поддерживаемый колоннами. За ее спиной беззвучно возникает слуга.
— Донна Джулия, принести вам кресло? — спрашивает он.
— Нет, Витторио, спасибо.
Лакей, понимая, что она хочет побыть в одиночестве, отходит.
Злость — чувство изощренное. Если рождается, то крепнет и растет.
Джулия слышит, как позади нее открывается стеклянная дверь. Шум шагов.
Вскоре рука Винченцо ложится на парапет рядом с ее рукой.
Они молча стоят, слишком гордые, чтобы просить друг у друга прощения.
* * *
За стеклянной дверью, ведущей в цитрусовый сад, стоит Винченцо. Он знает, что перегнул палку, но что, черт возьми, Джулии взбрело в голову? Взяла привычку рассуждать о политике и экономике наравне с ним! Она и правда осведомлена в этих вопросах лучше многих мужчин, но, в конце концов, она же женщина!
Все началось за обедом. Они с Иньяцио обсуждали проблему, возникшую во время горячих видов с гарибальдийцами, когда корабли дома Флорио конфисковали Бурбоны.
— Они забрали три из пяти наших пароходов. Они им, видите ли, были нужны для перевозки войск. Но сейчас, спустя год, утверждают, что по моей вине было прервано почтовое сообщение и собираются меня за это оштрафовать, как будто от меня что-то зависело! — Брошенная на стол вилка падает на пол. — Мало им потопить мой пароход, им еще и деньги подавай!
Иньяцио вытер рот салфеткой, прилежный лакей заменил прибор.
— Соглашение, заключенное с Бурбонами, было очень выгодным, папа. Все жалобы касались только того, что вовремя не дошли бумаги с печатями и некоторые ценности. Простые письма мало кого интересуют.
— Теперь они за море взялись! — воскликнул Винченцо. — Это почта, мы подчиняемся новому королю. Это мы понесли убытки! Какое они имеют право штрафовать нас, а?
— Ты мог арендовать дополнительные корабли. Я хочу сказать, это же входило в твои обязанности, так?
Скорее удивленные, чем озадаченные, оба повернули головы в сторону Джулии.
Она продолжила:
— Когда кто-то подписывает договор, то…
— Мы подумали, что не стоит подвергать риску корабли и экипажи. Поэтому мы послали не свои пароходы, а парусные корабли судовладельцев, которые работают с нами. — Иньяцио говорит ровным тоном, глядя в уже пустую тарелку.
— Слишком много рисков. Палермо и Сицилия были разорены армией Гарибальди. Эти из Пьемонта хуже Бурбонов, как теперь стало ясно. Они не желают слушать никаких доводов, приходят, насаждают свои порядки, указывают, как надо работать, — добавил Винченцо. — Нельзя подвергать риску целый пароход только ради того, чтобы вручить послание дядюшки Пеппино к донне Марианне. Понимаю, когда речь идет о гербовых бумагах с печатью, но все остальное…
— Говоря так, вы занимаете противоположную позицию, — вмешался Иньяцио, предупреждая обвинение со стороны отца. — Маман, я вам все подробно объясню в самое ближайшее время. Если подумать, ситуация более-менее определенная: в деле должны быть учтены не только наши интересы, но и интересы работающих на нас людей. Поэтому в прошлом году мы создали компанию почтового пароходства. — Он встал. — С вашего позволения, пойду наверх работать. Папа?
