Рядом с этим меркли самые страшные фантазии. А ведь мое богатое воображение, подстегиваемое страхами, было способно на многое.
Мало того что я попала в секту, так еще и в абсолютно тайную, неизвестную широкой публике.
Утешало лишь то, что даже великие люди, настоящие интеллектуалы, тоже оказывались втянуты в такое. Хотя я все равно очень тревожилась за свое будущее.
Нужно было срочно найти выход, вот только какой? Пойти в полицию? И что сказать? Что Оскар Фирмен похитил мой характер? Они отправят меня прямиком в психушку. До сегодняшнего дня я надеялась рано или поздно вернуться к себе настоящей. Я держалась за слова Фирмена о том, что в их типологии есть мой характер, но вариант, который я получила в тот день, мне категорически не подходил. Со страхами и сомнениями я привыкла справляться, но когда к ним добавилась паранойя… Кстати, что, если эти панические мысли – ее следствие? Нет, не может быть. Я не надумала это, как со мной бывало раньше. В этот раз факты говорили сами за себя.
Черт возьми, что делать?
Я вышла из университета и побрела на работу. Нужно было вернуться туда, хотя делать ничего не хотелось. Я думала только о том, как бы выжить, профессиональные достижения потеряли для меня всякую привлекательность.
Добравшись до корабля, я перво-наперво вернулась в свой привычный кабинет. Сидеть так близко от машинного отделения было вредно для здоровья.
Взявшись за дела, я довольно быстро столкнулась с давно знакомыми трудностями в отношениях между начальником и подчиненным. Я непроизвольно наделяла своего босса огромной властью и верила, что он способен в любой момент злоупотребить ею. Спасти от этого могла либо полная покорность, дававшая иллюзию, что деспот пощадит меня, либо бунт, в котором сила внезапно могла оказаться на моей стороне.
Что касалось моей руководящей роли, то тут возникали другие сложности. Я была убеждена, что невозможно быть любимой и при этом эффективно руководить людьми. А значит, передо мной открывалось два пути: отказаться от любых попыток управлять другими или, наоборот, стать тираном и проводить максимально жесткую политику. В первом случае я теряла власть, во втором – любовь.
В какой-то момент, критически взглянув на судно, которое из-за возраста и плохого обращения выглядело, мягко говоря, потрепанным, я вспомнила, что до торжественного приема оставалось всего три дня. А ведь по телефону я расписывала наш ресторан как заведение класса люкс! Я соврала, я поступила плохо. Я представила, что произойдет, когда все эти люди окажутся на корабле, и меня пробрал холодный пот. Страх овладевал мной, я чувствовала себя загнанной в угол. Что можно сделать за три дня, да к тому же без денег? Ничего. Совсем ничего.
Выдохнула я только вечером, после концерта. Это был единственный приятный момент за весь день.
Я, как обычно, записала мысли и впечатления в дневник, на всякий случай перепрятала его в более надежное место и пошла в зал.
Выступление Паломы закончилось, а Джереми, поставив на рояль, по своему обыкновению, бутылку ирландского виски, наигрывал мелодии собственного сочинения, которые так нравились постоянным посетителям, да и ему самому.
Музыка волшебным образом выключала мой поток мыслей и переносила в другой мир, где я наконец расслаблялась, растворяясь в бархатистых звуках старого инструмента.
Пришел черед «Sybille’s reflections». Слезы выступили у меня на глазах.
В тот вечер Джереми засиделся дольше обычного. Посетители уже разошлись, а он все играл. Внезапно я услышала знакомый мотив: Палома пела эту песню со сцены, а я часто мурлыкала ее, принимая душ. Видимо, Джереми заметил, как двигаются мои губы, и жестом пригласил подняться к нему. Я не сразу поняла, чего он хочет, но он снова махнул рукой. Меня охватил жуткий страх, хотя в зале не было ни души. Он почувствовал это и своим низким голосом с приятным английским акцентом произнес два слова, изменившие мою жизнь:
– Ты можешь.
Я не ожидала услышать такое. В тот момент это звучало очень сомнительно.
– Откуда ты знаешь?
Он ослепительно улыбнулся:
– Я чувствую, а моя интуиция никогда не врет.
Его уверенность развеяла мои сомнения.
Я поднялась на сцену. От страха сводило живот. Меня всю трясло. Он заиграл мелодию с самого начала, не сводя с меня глаз. Его взгляд и улыбка лучились таким теплом, что я… взяла и запела.
Да, ставки были невысоки: меня слышал только Джереми. Но сам факт того, что я поднялась на сцену и спела, сам факт казался мне чудом. Я чувствовала себя счастливой, меня переполняла радость оттого, что я смогла преодолеть страх и осуществить давнюю мечту. Иногда достаточно встретить человека, который поверит в тебя, чтобы ты сам в себя поверил.
* * *
В тот вечер я долго не могла уснуть. Мысли, вопросы, сомнения крутились в голове, не выпуская из своих цепких лап.
Я не хотела жить с характером, вобравшим в себя старые страдания и добавившим к нему новые.
Нужно было снова идти к Фирмену и просить другой тип личности. Я знала, что не отступлю, но больше ему не верила. Мной овладела одна мысль: спастись, выбраться из этой западни.
Я крутилась в постели, пытаясь уснуть, и одновременно прокручивала в голове все эти мысли, доводы и вопросы. Время от времени казалось, что все не так страшно, а недоверие проистекало из особенностей тогдашнего подозрительного характера. Вдруг я перегибала палку? Как понять, что правда, а что нет?
Вместе с тем люди, придумавшие и использовавшие эту схему характеров, не вселяли в меня уверенность. Сначала Евагрий, еретик времен Античности, по непонятным причинам не желавший писать трактаты на родном языке. Потом Гурджиев, внушающий страх гуру, из-за которого люди попадали в больницу или в морг. Да и само братство, настолько секретное, что о нем не слышали ни в префектуре, ни в налоговой. Все это мой обуреваемый страхами характер номер шесть раздувал до небывалых размеров. Ведь это были факты, а с фактами не поспоришь.
Рядом мирно посапывал Натан.
Вдруг меня осенило. А что, если нарушить обещание, которое я дала сама себе по совету Реми, и прослушать запись? Я узнаю, что именно Фирмен говорил, пока я была в трансе, и что он внедрил в мое подсознание. Пойму, действительно ли это опасно, или я сама себя накручиваю.
Мне хотелось взяться за дело сразу, не теряя ни минуты, но это было невозможно. Бабушкин шкаф стоял в метре от кровати, его старые дверцы безбожно скрипели и обязательно разбудили бы Натана.
Я решила прослушать запись утром, дождавшись, когда он уйдет на работу.
Заснуть стало еще сложнее.
* * *
На следующий день я открыла глаза с мыслью о кассете. Мне не терпелось остаться дома одной, и я злилась на Натана за малейшее промедление.
Наконец дверь квартиры захлопнулась. На всякий случай я выглянула в окно и проследила за ним, пока Натан не скрылся за поворотом. Тогда я бросилась в спальню, открыла шкаф и достала диктофон, тщательно спрятанный под стопкой футболок и полотенец.
