Я выиграла.
Еще одна светлая мысль пришла мне в голову – переименовать все блюда, чтобы не пугать клиентов витиеватыми и депрессивными названиями.
После обеда я пригласила Катель в свой кабинет. Эта карьеристка не только попой умела крутить, но и в работе была хороша. Я решила воспользоваться этим. К тому же чем больше я ее нагружу, тем меньше времени у нее останется, чтобы строить козни против меня.
– Я видела, что ты обучаешь официантов техникам продаж, – с порога начала я.
– Естественно.
– Это очень хорошо, но я бы хотела, чтобы ты составила им план по выручке. Причем не на весь ресторан, а средний чек на посетителя.
Она, казалось, опешила от моей просьбы.
– Ты имеешь в виду месячный план?
Так далеко я не заглядывала, ведь мой испытательный срок заканчивался всего через неделю.
– Лучше определить план на день. Так они сразу увидят результат и на следующий день постараются продать больше.
– Хорошо. Значит, дневной план по выручке ресторана и средний чек на посетителя.
– Нет-нет, мы будем считать не общую выручку ресторана, а итоговую цифру каждого официанта. Такой подход разбудит в них дух соперничества, а это самое эффективное, что может быть.
Она молча слушала.
– За тем, чтобы общая дневная выручка ресторана соответствовала плану, будешь следить ты. Я позже сообщу точные цифры.
Когда она вышла, я откинулась в кресле и позволила себе передохнуть пару минут.
Впервые за все время работы Катель не смотрела на меня свысока. Это не было связано с темой разговора – скажи я то же самое три дня назад, она бы и ухом не повела. Метаморфоза случилась благодаря моему новому характеру, новому отношению к себе и к другим.
Впервые в жизни я чувствовала, что могу вести за собой людей.
Корантен принес обед. За едой я продумывала дальнейшие действия.
Покончив с десертом, я отправилась встречать аудитора, о котором Шарль говорил с такой опаской. Я прекрасно понимала значимость этого визита, но не сомневалась, что все пройдет гладко и мы покажем, на что способны.
Он поднялся на борт ровно в четырнадцать часов под звук колоколов, доносившийся из собора Сен-Жан-Батист. Строгий серый костюм, на вид как будто тесноватый, подстриженные ежиком волосы, мрачный взгляд – и ни намека на улыбку. Он вежливо пожал мне руку. Этот человек показался очень уверенным в себе и решительным, но при этом закрытым и глубоко несчастным. В его глазах навыкате ни искорки, ничего, что говорило бы об интересе к делу. Из породы людей непрошибаемых.
И все же я должна была ему понравиться. Передо мной стояло две задачи: получить хорошую характеристику в отчете и согласие на инвестиции американского фонда.
Я пригласила его в свой кабинет и спросила, какие документы нужны для проверки.
Несмотря на его закрытость и нежелание идти на контакт, я потихоньку начинала понимать, что за тип передо мной: чиновник, уверенный, что миром правят логика и рациональность. То же чутье подсказало, каких людей он уважает и признает равными. По мере того как картинка вырисовывалась у меня в мозгу, я сама превращалась в такого человека. Я говорила только о фактах, мой голос стал таким же плоским и безэмоциональным, как у него, а фразы – конкретными, точными и четкими. Я чувствовала себя воплощением логики.
Рассказав ему о нашей деятельности, финансовом состоянии и членах команды, я предложила пройтись по судну и познакомиться с сотрудниками. Он отказался.
– Пока что этого не требуется, – сказал он тоном, не допускающим возражений.
Вместо этого аудитор осведомился о задачах и результатах работы каждого сотрудника.
Затем он попросил отвести ему кабинет, где можно было спокойно изучить документы. Места у нас было немного, поэтому я предложила разместиться в одном помещении со мной или занять пустующую каюту в трюме, где мы хранили аптечку и все необходимое для оказания первой помощи. Он выбрал второй вариант.
Я отвела его туда. При виде иллюминатора, расположенного под ватерлинией, и потоков мутной воды за ним, аудитор скорчил недовольную гримасу, но все же притащил в каюту бухгалтерские книги и заперся там до вечера.
Разобравшись с этим делом, я решила поздороваться с Шарлем. Я подошла к его кабинету и уже хотела постучать, как из-за двери до меня донесся голос Катель. Она говорила нарочито тихо, как будто не хотела, чтобы ее услышали. Я замерла на месте, стараясь не выдать себя.
– Натан отказался поменять заказ. Сказал клиенту, что уже слишком поздно и повар готовит его блюдо. Посетитель разозлился и ушел, хлопнув дверью.
– Тут все зависит от того, сколько прошло времени, – послышался голос Шарля.
– Это не важно! Нельзя так просто взять и послать клиента! И вообще, от этого Натана одни проблемы. Сам работает черт знает как и остальным подает дурной пример.
– Послушайте, решать вам. Если вы правда считаете, что с ним не сработаться…
– Есть одна проблема. Сибилла его покрывает.
– Почему вы так думаете?
– Да потому, что они встречаются.
Кровь ударила мне в голову.
– Как это? – удивился Шарль.
– У них отношения.
– С чего вы это решили?
Тут я услышала чьи-то шаги, и мне пришлось ретироваться.
Не теряя ни минуты, я пошла в ресторан и жестом позвала Манон.
– Ты в курсе, что там натворил Натан?
Она слово в слово передала историю, только что услышанную мной от Катель.
Натан и правда перегнул палку. Я сто раз говорила ему быть помягче с клиентами и не бодаться, даже если они не правы.
Моя судьба оказалась в руках Катель.
Наверняка она заметила мою решительность и профессионализм, вот и решила быстренько расквитаться.
Нельзя было терять ни минуты.
Я позвала Натана к себе в кабинет. Когда несколько минут спустя он пришел, я специально оставила дверь открытой, чтобы у Шарля не возникло подозрений.
Я расспросила о том, что произошло за обедом, выслушала его версию, а затем ясно и четко дала понять, что он совершил серьезную ошибку, уклонившись от исполнения своей непосредственной обязанности.
Он смотрел на меня ошарашенно, но я была непреклонна. Что самое удивительное, в тот момент я абсолютно ничего не чувствовала. На кону стояла моя карьера – эмоции отключились.
Всю жизнь дурацкие переживания не давали мне и шагу ступить. Я постоянно задавала себе тысячу вопросов. Не расстроится ли человек, если я поставлю свои интересы на первое место? Не обидится ли из-за того, что я не уступила? Меня постоянно раздирали эти «за» и «против», «отказаться» и «согласиться».
